Золотое руно (сборник)

Оглавление

193

– То есть вы и правда утверждаете, что свободы воли не существует.

– Не совсем. Наше сознательное мышление обладает свободной волей наложить на действие вето . Действие начинается за 550 миллисекунд до того, как что‑либо придёт в движение. Двести миллисекунд спустя действие, которое уже началось, привлекает внимание вашего осознаваемого «я» – и у него есть 350 миллисекунд на то, чтобы нажать на тормоза прежде, чем что‑либо произойдёт. Сознание не инициирует так называемые «преднамеренные действия», однако может вмешаться и прервать их.

– Правда? – сказал я.

Удлинённое лицо Портера энергично закивало.

– Вне всякого сомнения. Если подумать, каждый наверняка испытывал что‑то подобное: вот вы лежите в постели, спокойный и расслабленный, потом смотрите на часы и думаете: вообще‑то уже пора вставать, уже поздно, я могу опоздать на работу. Вы можете подумать так полдюжины раз или больше, и вдруг, внезапно вы и правда встаёте – действие началось до того, как вы осознали, что наконец‑то всерьёз, окончательно решили подняться с постели. А всё потому, что вы не принимали этого решения сознательно; ваше подсознание приняло его за вас. Это оно – а не осознаваемый вы – решило раз и навсегда, что действительно пришло время собираться на работу.

– Но у меня не было такой проблемы, когда я был в натуральном теле.

– Это благодаря малой скорости химических реакций. Но ваше новое тело и новый мозг работают на электрических, а не химических скоростях, так что механизм вето иногда вступает в игру слишком поздно для того, чтобы успеть сделать то, что должен. Но, как я сказал, я это могу отрегулировать. Простите, мне для этого нужно оттянуть кожу у вас на затылке и вскрыть вам череп…

Наконец, настало время возвращения домой. И когда я добрался до своего дома в Норт‑Йорке, мне уже не терпелось снова увидеть мою любимую рыжую ирландскую сеттершу.

– Ракушка! – позвал я, входя в дверь. – Сюда, девочка! Я дома!

Ракушка стремглав сбежала вниз по лестнице, но остановилась, как вкопанная, когда меня увидела. Я ожидал, что она начнёт радостно прыгать и лизать меня в лицо, но ничего подобного. Она вытянула передние лапы, приподнялась на задних, прижала уши к голове и злобно на меня гавкнула.

– Ракушка, это же я! Я вернулся.

Собака гавкнула снова, потом утробно зарычала.

– Ракушка, девочка, это же я. Честное слово!

Рычание стало громче. Входная дверь всё ещё была открыта, и я подумал было отступить через неё. Однако, нет, чёрт побери. Это мой дом.

– Ну же, малышка, это же я. Я, Джейк.

Ракушка прыгнула. Я успел отступить на полшага назад, но она упёрлась передними лапами мне в груди и громко залаяла.

– Ракушка, Ракушечка! – сказал я ей. – Сидеть, маленькая! Сидеть!

Ракушка в жизни никогда никого не кусала, но сейчас она укусила меня. На мне была рубашка с коротким рукавом; она сомкнула челюсти на моём голом предплечье и дёрнула головой назад, выдирая кусок пластикожи и обнажая оптоволоконные нервы, эластичные тяжи мышц и голубоватую металлическую арматуру внутри. Она присела на задние лапы и обнюхала кусок пластика, потом развернулась и, скуля, убежала по лестнице обратно наверх.

Моё сердце не забилось чаще – потому что у меня не было сердца. Дыхание не перехватило – потому что я не дышал. В глазах не защипало – я не умел плакать. Я просто стоял там, ничего не делая, лишь медленно качая головой, и чувствовал себя брошенным и одиноким.

Похожий на паука лунный корабль совершил посадку у небольшой группы зеркальных куполов неподалёку от кратера Аристарх. После трёх дней невесомости иметь хоть какой‑нибудь вес казалось невыносимым, хотя сила тяжести здесь была весьма умеренной, вшестеро меньше, чем на Земле.

Сотрудник «Иммортекс» очень правильно сделал, предупредив нас; станция была чисто утилитарной, если не сказать больше – мы словно очутились на подводной лодке. К сожалению, нам предстояло провести здесь три дня, проходя процедуры обеззараживания. При наличии сотен потенциальных точек отправления с Земли и всего одной возможной точки прибытия на Луну было разумно держать оборудование для деконтаминации именно здесь, а не на Земле.

Это была первая постоянно действующая база на Луне. Изначально её построили китайцы, и множество надписей и табличек и до сих пор были на китайском, но сейчас базой управлял международный консорциум. Официально она называлась «ЛС‑1» – «Лунная Станция‑1» – но в честь прибывающих иммигрантов кто‑то установил большой щит с надписью «Остров Эл‑Эс» – каламбур, о смысле которого я догадался лишь через пару секунд.

И я действительно был иммигрантом: этот мир, этот безвоздушный пыльный шар станет моим домом на всю оставшуюся мне жизнь – долгую или короткую. Конечно, здесь, на Луне, сосуды в моём мозгу будут подвергаться меньшим нагрузкам, так что я, вероятно, протяну дольше, чем если остался бы на Земле.

Может быть. В любом случае, доктора Верхнего Эдема будут точно знать, что делать, если со мной случится… инцидент . Завещание о жизни, которые я составил на этот случай, является частью контракта, а контракт положено соблюдать.

– Пассажиров «Иммортекс», – произнёс голос через интерком, – просим пройти на деконтаминацию.

Я вприпрыжку двинулся вдоль по коридору, хотя на душе у меня было совсем не весело.

12

Я – мнемоскан, загруженное сознание, скопированная личность, и всё же, несмотря на малочисленность внешних индикаторов моего внутреннего психического состояния, я по‑прежнему весьма и весьма материален.