Золотое руно (сборник)

• Предыдущая
• 371/511
• Следующая

Транслятор Хаска несколько раз пискнул, встретив незнакомые слова, но пришелец явно уловил, о чём говорит Клит.

– Интересная мысль, – ответил он.

– Но вы, ребята, – продолжал Клит, – способны отключаться на целые столетия, способны к этому от природы. Конечно, в космосе можно создать суррогат гравитации – летя с постоянным ускорением или раскрутив корабль вокруг оси. Но вот с продолжительностью космических путешествий ничего поделать нельзя. Вы же, с вашей естественной способностью к гибернации – вы даёте нам сто очков вперёд. Возможно, нам на роду написан ближний космос, но вы – вам назначено судьбой летать меж звёзд.

– Многие наши философы согласились бы с этим, – сказал Хаск. Потом помолчал. – Но, разумеется, не все. – На несколько секунд снова повисла тишина. – Я голоден, – сказал тосок. Клита это нисколько не удивило: насколько он мог судить, Хаск ничего не ел с момента приводнения своего аппарата в Атлантике. – Возврат к жизни потребует нескольких часов. Вы нуждаетесь в пище?

– Я взял кое‑что с собой, – сказал Клит. – Флотские пайки. Не разносолы, конечно, но сойдёт.

– Идите за мной.

Клит и Хаск провели оставшееся время за едой и разговорами. Тосокский способ питания показался Клиту совершенно потрясающим – хотя и отвратительным – и он запечатлел его на видеоплёнке. Наконец, остальные члены команды ожили достаточно, чтобы выбраться из гибернационной камеры, и Клит впервые услышал звучание тосокской речи. Хотя в ней было довольно много звуков, похожих на английские, присутствовали также щелчки, присвистывания и что‑то похожее на постукивание деревянных палочек друг о друга. Клит сомневался, что кто‑то из людей когда‑нибудь сможет говорить на этом языке без помощи вспомогательных устройств.

Цвет кожи у тосоков варьировался в широких пределах. У самого Хаска она была серо‑синей. Один из остальных был серо‑коричневым, другой – просто серым.

У двоих была голубая кожа. У одного тёмно‑синяя. У Келкада – тоже синяя, но немного светлее.

Цвет глаз, похоже, также различался очень сильно; только у одного из тосоков все четыре глаза были одного цвета. Они болтали не переставая, и один из пришельцев заинтересовался Клитом, тыкая его в рёбра, ощупывая кожу и волосы на голове и оглядывая парой круглых глаз его лицо с расстояния нескольких дюймов.

Хаск, похоже, вводил остальных в курс дела. Насколько Клит мог судить, жесты рук не играли большой роли в общении тосоков, но пучки щупалец на макушке складывались в сложные узоры, которые, казалось, вносили в произносимые слова какие‑то нюансы. В монологе Хаска несколько раз прозвучало слово, звучащее как «каш‑бум!» Интересно, подумал Клит, а не звукоподражание ли это? Может быть, Хаск рассказывает коллегам о происшествии в поясе Койпера? Видимо, в тот момент бодрствовали лишь Хаск и погибший тосок.

Об этом было трудно судить, однако складывалось впечатление, что капитан недоволен Хаском – его голос усиливался к концу фразу сильнее, чем обычно, а щупальца на голове двигались особенно энергично. Возможно, думал Клит, капитан пришельцев считает, что Хаск превысил свои полномочия, самостоятельно установив первый контакт, или сердился из‑за гибели члена команды.

Наконец, Келкад повернулся к Клиту. Он произнёс несколько слов, которые Хаск перевёл.

– Келкад говорит, что хочет встретиться с вашими лидерами. Мы готовы лететь.

*5*

Тосокский посадочный модуль скользил над поверхностью нью‑йоркской Ист‑Ривер, пока не достиг Тёртл‑Бей, где располагался комплекс зданий ООН. Он взмыл над зданием Генеральной Ассамблеи, низким, с вогнутыми стенами и куполом наверху, сделал три круга вокруг тридцатидевятиэтажной глыбы Секретариата и опустился на площадь перед Генеральной Ассамблеей. Никаких сомнений – тосоки знали толк в эффектных появлениях. Почти два миллиарда человек следило за событием в прямом эфире, и, наверное, половина Нью‑Йорка высыпала на улицы, пялясь в небо.

Комплекс ООН был окружен кордонами. Нью‑йоркские полицейские по одну их сторону и ооновская охрана в серых униформах по другую тщательно контролировали всех входящих. Фрэнк Нобилио надеялся, что мер предосторожности принято достаточно. Он часами сидел над фотографиями корабля пришельцев, сделанными орбитальным телескопом «Хаббл», который уже несколько раз оказывался в зоне прямой видимости. Ребята из центра НАСА в Эймсе говорили, что корабль, похоже, термоядерный, и выхлоп его двигателей может нанести Земле огромный ущерб. Фрэнк приходил в ужас при мысли о том, что случится, если кого‑то из тосоков убьют террористы.

И всё же пребывание в штаб‑квартире ООН каждый раз трогало какие‑то струны его души. О, конечно, история ООН была скорее чередой провалов, чем триумфальным шествием, но она всё равно оставалась воплощением наиболее возвышенных человеческих идеалов, и это кое‑что да значило для Фрэнка, который в молодости провёл год в Корпусе Мира и который, будучи аспирантом в Беркли, участвовал в протестах против Вьетнамской войны.

«Мы, народ Соединённых Штатов» – это великие слова, и даже десятилетия, проведённые в Вашингтоне, не пошатнули веру Фрэнка в них. Однако слова «Мы, народы Объединённых Наций» были ещё величественней. Об этом он думал сейчас, глядя на гигантскую плиту, установленную рядом со зданием Генеральной Ассамблеи:

МЫ, НАРОДЫ ОБЪЕДИНЕННЫХ НАЦИЙ, ПРЕИСПОЛНЕННЫЕ РЕШИМОСТИ ИЗБАВИТЬ ГРЯДУЩИЕ ПОКОЛЕНИЯ ОТ БЕДСТВИЙ ВОЙНЫ, ДВАЖДЫ В НАШЕЙ ЖИЗНИ ПРИНЕСШЕЙ ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ НЕВЫРАЗИМОЕ ГОРЕ, И ВНОВЬ УТВЕРДИТЬ ВЕРУ В ОСНОВНЫЕ ПРАВА ЧЕЛОВЕКА, В ДОСТОИНСТВО И ЦЕННОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ, В РАВНОПРАВИЕ МУЖЧИН И ЖЕНЩИН И В РАВЕНСТВО ПРАВ БОЛЬШИХ И МАЛЫХ НАЦИЙ…

• Предыдущая
• 371/511
• Следующая