Природа зверя

• Предыдущая
• 14/131
• Следующая

14

Знание не всегда сила. Иногда оно калечит.

Мирна предполагала, что терапия может со временем излечить Флеминга от его демонов. Но Арман Гамаш знал: это невозможно. Потому что демоном был сам Джон Флеминг.

И теперь ему удалось бежать из тюремной камеры. Проскользнуть сквозь решетку. В виде слов.

Джон Флеминг снова объявился в мире.

Пришел, чтобы сыграть в свою игру.

Глава пятая

– Что вам надо? – крикнула в темноту Антуанетта.

Она стояла на ярко освещенной сцене, приложив руку ко лбу и вглядываясь в темноту, как мореход в поисках земли.

– Поговорить с вами, – прозвучал в зале голос Армана.

– Мне кажется, вы уже и без того наговорили немало!

Брайан вышел из-за кулисы с бутафорской лампой:

– Ты с кем говоришь?

Арман поднялся по ступенькам:

– Со мной. Salut, Брайан.

– Ну, вы довольны? – спросила Антуанетта, подходя к нему. – Мирна и Габри отказались участвовать. Теперь главную роль, которую собирался играть Габри, придется исполнять Брайану.

– Мне?..

– Пьесу довольно трудно поставить, даже когда актеры не отказываются от ролей, – продолжила Антуанетта.

– Значит, вы не отказались от постановки? – спросил Гамаш.

– Конечно, – резко сказала она. – Несмотря на все ваши усилия. Остальные актеры появятся через несколько минут. Я прошу вас уйти, прежде чем вы нанесете нам еще больший вред.

– Вы скажете им, кто написал пьесу?

– То есть если не скажу я, то скажете вы? Вы поэтому здесь? Чтобы убедиться, что наверняка уничтожили постановку? Боже милостивый, да вы же настоящий фашист!

– Я не хочу дискутировать с вами, – произнес Гамаш.

– Ну конечно, потому что независимое суждение вам поперек горла, – сказала Антуанетта.

Брайан стоял у дивана, продолжая держать лампу. Словно неудавшийся Диоген.

– Габри и Мирна сами принимали решение, – сказал Гамаш. – Но я не стал их разубеждать. По моему мнению, постановка такой пьесы вредна.

– Да, я поняла. Но мы все равно ее поставим. И знаете почему? Потому что, как бы ни был ужасен автор, его пьеса – выдающееся произведение. Если вы будете продолжать в том же духе, то ее никто никогда не прочтет и не увидит. Тоже мне, поборник свободного общества.

– Свободное общество требует своей платы, – отрезал Гамаш, но тут же взял себя в руки.

Антуанетта улыбнулась:

– Наступила на больную мозоль? Чего вы так боитесь, Арман? Автор в тюрьме, уже сколько лет там провел. И никогда не выйдет на свободу.

– Я не боюсь.

– Вы в ужасе, – перебила его Антуанетта. – Если бы мне требовался актер для роли одержимого ужасом, я бы умоляла вас сыграть ее.

– Я бы хотел поговорить, – сказал Гамаш, игнорируя ее слова. – Мы можем присесть?

– Давайте. Только поскорее, пока не приехали остальные.

– Могу я к вам присоединиться? – спросил Брайан, ставя лампу. – Или вы хотите говорить конфиденциально?

– Давайте, – ответил Арман. – К вам это тоже имеет отношение.

Гамаш сел в потертое кресло – часть сценического реквизита. Он редко поднимался на сцену, и его каждый раз удивляло, насколько здесь все ветхое. С расстояния, из зала, актеры могли выглядеть как короли и королевы, титаны бизнеса. Но вблизи? Костюмы были дешевые, поношенные, зачастую пропитанные запахом пота. Их зáмки разваливались.

Потеря иллюзий. Такова цена близости к искусству.

Будучи следователем, Арман бóльшую часть жизни изучал предметы, изучал людей. Заглядывал за фасад, чтобы понять, что там находится в действительности. Поношенные, потертые, старые вещи.

Но иногда, иногда, стряхивая пелену с глаз, он обнаруживал нечто светящееся, яркое, и это было лучше, чем сценические декорации.

Он посмотрел на Антуанетту. Средних лет, яростно цепляющаяся за иллюзии юности. Волосы покрашены в фиолетовый цвет, одежду можно было бы назвать богемной, не будь она так тщательно подобрана.

Он искренне восхищался Антуанеттой, симпатизировал ей. Даже сейчас восхищался тем, что она до конца отстаивает то, во что верит. И в конце концов, она ведь не знала всей правды о Флеминге.

– Я здесь, потому что мы друзья, – сказал он. – Я не хочу, чтобы между нами возникло непонимание.

– Арман, вы даже не прочитали пьесу, – упрекнула его Антуанетта, уже без гнева. – Как вы можете ее порицать?

– Вероятно, жизнь художника не должна иметь значения, – сказал он смягчившимся голосом. – Но для меня это не так. В данном случае.

– Я все равно поставлю пьесу, – заявила она. – Хотя теперь, с Брайаном в главной роли, она станет ужасным дерьмом…

– Эй-эй, – подал голос Брайан.

– Извини, ты вполне годишься, но у тебя мало времени для подготовки, а когда ты сегодня опоздал на репетицию, мне показалось, что ты тоже…

– Я никогда тебя не оставлю, – сказал Брайан, потрясенный и расстроенный. – Как тебе только могло такое прийти в голову?

Интересно, подумал Гамаш, понимает ли Антуанетта, какой у нее преданный партнер. А еще он подумал о Брайане, столь ослепленном любовью.

– Откровенно, Арман, – сказала Антуанетта, – вы ведете себя так, будто речь идет о судьбах мира. Но ведь это всего лишь пьеса.

– Если это всего лишь пьеса, снимите ее с постановки, – парировал он, и они вернулись к тому, с чего начали.

Она уставилась на него. Он уставился на нее. А Брайан совсем пал духом.

– Как у вас вообще появилась пьеса Флеминга? – спросил Гамаш.

– Я вам сказала: Брайан нашел ее в бумагах моего дядюшки, – ответила она.

– А как звали вашего дядюшку?

3

• Предыдущая
• 14/131
• Следующая