Природа зверя

Оглавление

Он действительно так их учил. Но обоих мужчин поразила не столько ее логика, сколько обращение к Гамашу – «месье». Изабель впервые не назвала его старшим инспектором.

Это было естественно, здраво. И соответствовало действительности. Но Арман Гамаш почувствовал себя так, словно с него соскребли татуировку.

– Чему еще я тебя научил? – спросил он.

– Никогда не пользоваться первой кабинкой в общественном туалете, – сказала Лакост.

– А кроме этого?

– Убийца опасен, – сказала она. – А испуганный убийца опасен вдвойне.

Гамаш поднялся:

– Ты пошла на большой риск, старший инспектор. Нанесла удар КСРБ по самому больному месту. По их тайным планам. Что ж, по крайней мере, теперь мы увидим их реакцию. К тому же ты дала сильный пинок убийце, а он все еще остается невидимым для нас.

– Надеюсь, это заставит его действовать, – сказала Лакост, тоже вставая.

Она вгляделась в лицо бывшего наставника, такое знакомое после множества подобных разговоров. Вот только в прошлые разы тяжесть решения всегда ложилась на его плечи.

– Я совершила ошибку? – спросила она.

– Если и так, то я бы совершил точно такую же, – ответил Гамаш и улыбнулся. – Это опасно, но необходимо. Сейчас не время для робости. Или тайн.

– Кроме наших тайн, – уточнил Бовуар.

Глава восемнадцатая

Майкл Розенблатт оторвал взгляд от своего французского тоста и увидел, что полицейские собираются уходить.

Он читал, делал заметки на память и ел. Приезд в эту деревеньку стал для него открытием. Да и сама деревня была открытием. Как и превосходные французские тосты, сосиски и кленовый сок, почти наверняка добываемый из деревьев, которые он видел в окне.

Но главным откровением стала пушка. Если бы, когда он пролез на четвереньках сквозь то маленькое отверстие, раздался небесный хор, он бы ничуть не удивился.

Перед ним стояло суперорудие Джеральда Булла. Купалось в лучах прожекторов.

Проклятый Джеральд Булл. Он и мертвый не ушел из мира. Как ему это удалось?

Как он собрал это чертово орудие? Профессор Розенблатт посмотрел на бумаги, лежащие рядом с его тарелкой, и в свой блокнот, чуть заляпанный кленовым соком. Одно слово было написано прописными буквами и обведено кружочком.

КАК?

Потом он добавил:

ЗАЧЕМ?

Этот вопрос тоже казался ему неплохим.

Но теперь, когда он задумался, возник еще один вопрос:

КТО?

Профессор Розенблатт опустил авторучку и взглянул на Гамаша, прощавшегося с коллегами.

Джон Флеминг. Это имя в устах отставного старшего инспектора потрясло профессора. Он не слышал его много лет. Разумеется, он знал, кого имеет в виду Гамаш, и понял, что агенты КСРБ тоже знают. Серийный убийца. Человек, далеко шагнувший за черту.

Но чтобы связать между собой Флеминга и Булла? Это казалось невероятным.

Профессор Розенблатт проследил за тем, как Гамаш и полицейские направились в разные стороны. Он видел выражение лиц молодых мужчины и женщины, когда они смотрели на Гамаша. С некоторой озабоченностью и огромной любовью.

Розенблатт чувствовал, что перед ним добрый человек, и понимал, что не так уж часто в своей жизни встречал добрых людей. Умных, хитрых, состоявшихся – да. Но не очень добрых. И не всегда хороших.

– Надеюсь, я вам не помешаю, – сказал Гамаш, подойдя к столику профессора.

– Прошу вас, буду рад. – Розенблатт указал на стул напротив него.

– Хорошо спалось? – спросил Гамаш, подсаживаясь к профессору.

– Не очень, – признался Розенблатт. – Новая кровать. Новое суперорудие.

Гамаш усмехнулся. У профессора и в самом деле был усталый вид. Но его глаза светились умом.

«Вот опасный человек», – подумал Гамаш.

«Вот опасный человек», – подумал Розенблатт. При этом его оценка Гамаша как человека доброго ничуть не изменилась, просто она расширилась. И теперь включала то, что он узнал о Гамаше, проведя вчера вечером кое-какие исследования.

Этот крупный вдумчивый человек не побоялся противостоять начальству. Он убивал. И его самого чуть не убили.

Розенблатт понял: эти глаза, какими бы добрыми они ни казались, видели такие вещи, какие мало кто видел. А рука, которая пожимала его руку, хотя и была теплой, не останавливалась перед убийством.

И не остановится в будущем, если возникнет необходимость.

Арман Гамаш оказывал на Майкла Розенблатта одновременно успокаивающее и слегка пугающее воздействие.

– Вы явно немало размышляли об этой пушке вечером и ночью, – сказал Гамаш. – У агентов КСРБ есть свои сильные стороны, но они далеки от науки. Я бы хотел узнать, что вы думаете о создании Джеральда Булла.

Профессор Розенблатт покачал головой и выдохнул:

– Как ученый? Его пушка размерами даже больше, чем это казалось возможным. Невероятно. Мощная, но в то же время изящная.

– Изящная? – переспросил Гамаш. – Странное словечко применительно к тому, что задумывалось как оружие массового поражения.

– Мое суждение не имеет отношения к нравственной стороне дела, это всего лишь оценка механизма. Говоря «изящная», мы в первую очередь имеем в виду простоту. Легкость в использовании.

– Пушку Булла легко использовать?

– О да. Наилучшие конструкции всегда просты в употреблении. В этом и состоит их гениальность. Пушка кажется сложной из-за своих размеров. Но у нее мало движущихся частей, так что их довольно легко изготовить и собрать. Почти нечему ломаться. Такое же изящество у пращи, лука и стрелы. Или у пистолета, который вы носите.

– Я редко ношу с собой пистолет, – сказал Гамаш. – Ненавижу оружие. Оружие, видите ли, очень опасная вещь.