Оценить:
|
Природа зверя
- Предыдущая
- 85/131
- Следующая
85
– Вчера вечером вы слышали наш разговор, – сказал Арман, когда Рейн-Мари вышла.
Брайан кивнул:
– Мне не спалось. Я услышал, как вы постучали к женщине из КСРБ, и пошел за вами вниз. Я не понимаю, что происходит.
– Дядюшка Антуанетты был одним из создателей пушки, которую мы нашли в лесу, – сказал Гамаш.
Скрывать это от Брайана было бессмысленно, он и так многое услышал вчера.
– Дядя Гийом? – спросил Брайан. – Но он был инженером. Строил развязки.
– Значит, Антуанетта рассказывала о нем?
– Если откровенно, то очень немного. Да я и не интересовался. Кажется, она его любила, а он ее точно любил. Вы думаете, ее убили из-за него?
– Не исключено. Мы считаем, что он мог спрятать где-то в доме чертежи той пушки и кто-то захотел их отыскать. Может, думал, что ее нет дома.
– Они стоят кучу денег. Я слышал, вы вчера говорили.
Гамаш кивнул:
– Верно. Вы не знаете, могли эти бумаги быть в доме?
Брайан покачал головой:
– Я чувствую себя таким бесполезным. Наверное, я должен бы передать эти бумаги вам, но для меня ваши слова как снег на голову. Я понятия не имею о том, что происходит. А Антуанетта знала о том, чем занимался ее дядюшка?
– Нам это тоже не известно. Известно лишь, что в доме нет никаких следов ее дядюшки. Вы ничего не вспоминаете? Никакой фотографии?
Брайан вытянул губы, задумался, потом снова покачал головой:
– Я не очень наблюдательный. Ну почему меня не было дома?! Зачем я остался в Монреале?
– Тот, кто ее убил, дождался бы вашего следующего отъезда, – сказал Арман. – Вы никак не могли ему помешать.
Гамаш не сказал Брайану, но, по его мнению, Антуанетта была обречена, после того как Лоран нашел пушку и стал всем про нее рассказывать. И после того, как агенты КСРБ решили никому не сообщать про ее дядю.
– Никто никогда не приходил и не интересовался Гийомом Кутюром? – спросил Арман.
– Мне ничего такого не известно. Он умер до нашего с ней знакомства. – Брайан опустил глаза на свою кружку кофе, словно впервые ее увидел. – Не знаю, что мне делать.
Арман кивнул. Он понимал, что с потерей приходило и подавляющее чувство собственной потерянности. Дезориентации.
– Я не могу вернуться домой, – сказал Брайан. – Пока не могу.
Гамаш сочувствовал ему, но он знал, что Брайану и не позволят вернуться.
Он не удивился, когда позвонила Лакост и сообщила, что у Мэри Фрейзер и Шона Делорма есть постановление на проведение собственного обыска в доме Антуанетты. Без чьего-либо присутствия. Впрочем, у Гамаша возникло впечатление, что постановление лишь некая демонстрация, – он не сомневался, что они там уже успели побывать. Уже обыскали. Без прикрытия или потребности в юридическом прикрытии.
– Сегодня я пойду в театр, – промямлил Брайан. – Наверное, там я почувствую себя ближе к ней. Все лучше, чем целый день сидеть в гостинице. И если по правде, я ни с кем не хочу говорить.
– Давайте я вас отвезу, – сказал Арман, вставая. – Мне как раз в ту сторону.
У двери они нашли одежду.
– Наденьте-ка свитер, а я пока позвоню, – сказал Арман.
Он прошел в кабинет, плотно закрыл дверь и набрал тайный номер в Оттаве. Часы показывали половину девятого. Обменявшись кое с кем несколькими словами, он повесил трубку.
К полудню они будут знать больше о Мэри Фрейзер и Шоне Делорме.
Брайан ждал его у входной двери в любимом синем кашемировом свитере Армана.
– Боюсь, он великоват для вас, – сказал Гамаш, помогая Брайану закатать рукава.
– Вы тоже едете в Ноултон? – спросил Брайан.
– Нет, чуть дальше. Я могу высадить вас у театра, а потом забрать через пару часов, если вас устраивает.
Он не сказал, что собирается в Хайуотер. Чем меньше народа будет знать, тем лучше.
Отъезжая, Гамаш увидел профессора Розенблатта – тот сидел на скамейке, закутавшись от резкого ветра, и кидал хлеб птицам. Ветер срывал с деревьев осенние листья, которые вихрем кружились вокруг профессора вместе с возбужденными птицами, хватавшими кусочки хлеба, отчего возникало впечатление, что природа вокруг старого ученого взбесилась.
И опять Арман не мог понять, почему профессор все еще остается здесь, а не сидит дома перед камином, в тепле и безопасности.
Клара и Мирна подошли к скамейке и сели по обе стороны от профессора.
– Доброе утро, – сказала Клара. Ей пришлось почти кричать, иначе профессор не услышал бы ее за воющим ветром. – Как вы спали?
– Боюсь, что вчера вечером я выпил лишнего, – сказал он. – Я вышел сюда подышать свежим воздухом.
– Этого добра здесь хватает, – сказала Мирна, пытаясь убрать шарф с лица.
По другую сторону от профессора Клара боролась со своими волосами.
Розенблатт предложил им по кусочку черствого хлеба, чтобы побросать синичкам, сойкам и снегирям.
– Прожорливые, – заметил он. – Теперь я понимаю, откуда взялось это слово.
Ветер подхватывал кусочки хлеба, которые они бросали, кружил их по лугу вместе с листьями и птицами.
– Примите мое сочувствие в связи с потерей вашего друга, – сказал Розенблатт, глядя на неразбериху, возникающую вокруг кусочков хлеба.
– Ужасно, – кивнула Клара. – И еще хуже оттого, что никто нам ничего не говорит. Мы подумали, может, у вас есть хоть какие-то ответы.
– Я попытаюсь.
– Мы слышали, что смерть Антуанетты может быть связана со смертью Лорана, – сказала Мирна. – Это правда?
– Я думаю, полиция рассматривает такую гипотезу как вероятную, – ответил он.
– Но каким образом? – спросила Клара. – Это как-то связано с пушкой, да?
- Предыдущая
- 85/131
- Следующая