Внук Персея. Мой дедушка — Истребитель

Оглавление

— Откуда ты знаешь, что басилей Миний — мой дядя?

— Слухи — чайки над морем. Они кричат громко и противно. «Дочери Миния! — горланят они. — О страшная участь!» Еще я слышу в их крике, что нравлюсь тебе. Ты хочешь меня, сын Деионея?

Желание исчезло. Кефал сейчас не захотел бы Афродиты, явись богиня ему из морской пены. Навплиец слишком много знал для оборванца, рожденного в глуши. Как он сказал про мать Тритона? «После смерти она стала его матерью…» Кефал почувствовал, что мерзнет — в жару, под палящими лучами солнца. Он ясно видел, как плетенки из кожи, украшавшие шею и запястье навплийца, начинают шевелиться. Вот одна из них подняла треугольную головку, качаясь возле уха хозяина. С другой играли пальцы навплийца, заставляя змею изгибаться со сладострастием опытной наложницы. Ну конечно же, это змея! — голубовато-серая, с тёмно-оливковыми разводами…

Острый глаз охотника сразу узнал милосскую гадюку.

— Скажи, что хочешь меня!

Навплиец рассмеялся. В курчавой шевелюре его, там, где сохли плети водорослей — чешуйчатые кудри Медузы — блестели два костяных бугорка. Кефал изумился: как же я не заметил этого раньше? Изумление вышло сухим и ломким, словно черствая лепешка. Сожми в кулаке — рассыплется крошками паники. Проклятый мальчишка с каждым словом делался младше. Сейчас его вряд ли взяли бы в игру — молокосос лет пяти-шести. Ах, если бы не взгляд! — томный, уверенный взгляд совратителя, давно миновавшего рубеж юности. Кефал потерялся в блеске этих черных озер. Примерещилась и вовсе дичь: громады тел, жгуты мышц, десятки рук, нечеловечески мощных, рвут навплийца в клочья, рядом на огне кипит котел с водой…

— Не бойся, Головастик. Я не причиню тебе зла.

Наваждение сгинуло. Лучше бы оно осталось! — навплиец изменился. Место пухлого сопляка занял косматый дядька лет за сорок. Тритон храпел, как ни в чем не бывало, и Кефал позавидовал дурачку. Ноги отнялись, по спине струился пот. Вот и все, подумал юноша. Он считает меня доносчиком. Я принес Персею весть о дочерях Миния. Он не простит мне то, что прощает чайкам…

«Я схожу с ума», — была следующая мысль.

— Не бойся, — повторил Косматый. — Ты слишком красив для насилия. Я был…

Он облизнул губы языком.

— Я был бы таким же, не воспитай меня женщины. Представляешь? Одни женщины, без мужчин. Сперва мать этого болвана, затем — нисейские нимфы…

Третий облик мелькнул перед фокидцем — юноша с девичьими повадками, действительно похожий на самого Кефала — мелькнул и исчез. Остался взрослый — бог? человек? — в котором не было ничего от женщины.

— Ты нравишься мне, жених Прокриды. Нам всегда нравятся те, кем мы могли бы стать, но не стали. Жаль, что ты обожаешь Персея, и не обожаешь меня. Почему? Ведь мы с Персеем так похожи! Мы, считай, близнецы…

— Вы ни капли не похожи!

— Не меряй сходство каплями. Время течет быстро, Головастик, и мы рыдаем над вчерашними заблуждениями. Смотри: мы оба — сыновья Зевса. Оба — нежеланные для родичей. Персея ненавидел его дед Акрисий. Меня — мой дед Кадм. Нас обоих вместе с нашими матерями заколотили в ларь и бросили в воду…

— Это ложь!

Кефал знал, что спорит с обнаженным мечом, готовым ударить в любой момент.

— Тебя не бросали в море! Тебя доносил владыка богов, зашив в бедро!

— В бедро? О, как приятно! Как близко к горнилу страсти! Дурачок, ты бы съездил в приморские Брасии. Раньше эта дыра звалась Орейятами. Там тебе расскажут, как на берег выбросило ларь, куда Кадм Убийца Дракона заточил свою дочь Семелу с ее новорожденным ублюдком. Среди брасийцев жива память о несчастных. Когда умерла моя мать, ее сестра Ино нашла меня и вскормила в пещере. Понимаешь ли, суеверные жители Орейят боялись дать нам приют под крышами их домов… Мы очень похожи с Персеем. Мы росли, как чертополох. А едва выросли, нас послали в поход — его на запад, меня на восток.

— Персея никто не посылал! Он сам решил спасти людей от Медузы…

— Ну да, конечно. Спасти данайцев от Медузы, живущей на краю Ойкумены! Если верить сплетням, малыш, твоего Персея отправил на подвиг серифский басилей Полидект. А если верить голосу разума, его послал Зевс. Как отец гонит в бой взрослого сына; как правитель — лучшего воина. Персей ушел на запад и нашел там Медузу. Чуть позже я ушел на восток…

— И кого ты там нашел?

— Рею, Мать Богов, — ответил Косматый.

8

— Амфитрион! Где тебя гарпии носят?!

Если дедушка, по мнению мальчика, был серьезен всегда, то папа лишь временами прикидывался строгим. Одна беда: сразу и не разберешь, когда папа сердится, а когда делает вид.

— На море…

— Бегом собирайся! Дед в Аргос едет. Сказал, ждать не будет.

— Он меня берет?!

— А кто, по-твоему, должен тащить дедову колесницу?

— Хэй-я!

Радость вспыхнула — и погасла. «Все замечательно! — убеждал себя Амфитрион. — Дедушка меня простил; папа шутит…» Радость, дрянь этакая, не возвращалась. А тут еще объявилась мама. Твой хитон драный, надень новый, с каймой. Смену возьми. Что значит — зачем? На тебе ж все горит, как у Гефеста в кузнице! Босиком едешь, да? Вот сандалии. Опозорить нас хочешь? Внук Персея — голодранец! Вот плащ, вот шляпа. И ничего не дурацкая — обычная шляпа. Да, красная. Не спорь, а то останешься дома! Ножик? Откуда у тебя ножик? Папин подарок? Осторожней, не порежься…

И в конце ласковое, очень-очень обидное:

— Герой!