|
Оценить:
|
Внук Персея. Мой дедушка — Истребитель
- Предыдущая
- 26/87
- Следующая
26
«Твоя дружба остра, как меч», — сказал Кефал.
«Если так, — Косматый пожал плечами, — то какова же моя вражда?»
«Ты грозишь мне?»
«Ты слишком красив для угроз. Я просто хочу, чтобы ты хорошенько подумал, прежде чем просить у меня дар…»
Наяву Косматый, насвистывая, ушел прочь по берегу. Вскоре он скрылся из виду. Здесь же, во сне, он все не уходил. Ждал; и дождался.
«Я охотник, — сказал Кефал. — Дай мне копье, не знающее промаха».
Косматый вздохнул:
«Не дам».
«Ты отказываешь мне в дружбе?»
«Я отказываю тебе в чудесном копье».
«Почему?!»
«Ты думаешь, малыш, копье принесет тебе счастье?»
Эхо повторяло его слова над морем, пока Кефал не проснулся.
Тритону снилось море. И мама. Во сне они ничем не отличались друг от друга. Иногда тирренец подумывал утопиться, чтобы никогда не расставаться с морем и мамой. Однажды он поделился этой мыслью с отцом. Отец избил его до полусмерти. Нельзя, понял Тритон. Даже если очень хочется. Как хочется дать сдачи отцу, треснуть кулаком по багровой шее, а нельзя.
Он спал и улыбался во сне.
Персею Горгоноубийце снился аргосский стадион.
СТАСИМ. ДИСКОБОЛ: БРОСОК ВТОРОЙ
(тридцать лет тому назад)
Дискобол взмахнул рукой, примериваясь.
Солнце остановилось над аргосским стадионом. Сам Гелиос придержал колесницу, желая взглянуть на бросок великого Персея. Атлет, не моргая, смотрел в лицо светлому божеству. В облике дискобола читался вызов, не вполне уместный здесь и сейчас. По лицу бродила странная улыбка — казалось, Персей забыл, где находится. Наконец он топнул ногой. Каменный постамент отозвался гулом. Персей топнул еще раз, а потом — еще, словно намереваясь пойти в пляс. Вне сомнений, он собирался метать диск по-старому, без раскручиваний — так бросают камни воины в строю. Улыбка оставила сына Зевса. Взгляд стал суровым, будто искал врага.
— Хаа-ай, гроза над морем…
Зрители начали переглядываться. Беспокойство поселилось в сердцах. Резкая смена настроений атлета, его поведение, песня, сорвавшаяся с губ — все предвещало беду. Кое-кто уже творил охранительные знаки, косясь в дальний конец стадиона — туда, где располагался храм Аполлона. Внемли, Блистающий! Неужели твой смертный брат задумал святотатство? Лучшие дискоболы Пелопоннеса с трудом метали диск через реку Алфей. Расстояние от постамента до святилища было гораздо больше. Тем не менее, многим почудилось, что атлет броском намерен расколоть алтарь.
— Хаа-ай, Тифон стоглавый…
Взмах, второй; дискобол перенес вес на правую ногу. Левая встала на носок. Наклон туловища, свободная ладонь ушла к колену. Атлет вел себя так, будто позировал скульптору. Красота собственных действий заворожила его. Черты лица — расслабленные, умиротворенные — излучали покой и безмятежность. Он искоса глянул на диск: что это? ах, да… Готовый к полету, диск мерцал крошечной луной. Фигура Персея стала бронзовой. Четко обозначились ребра; грудные мышцы превратились в доспех. Бросок, и тело взорвалось движением — отточенным, как наконечник копья. Диск вычертил безумную траекторию, стремясь к победному рубежу. Не сила атлета — крылья зрительского восторга несли его. С небес пал оглушающий жар, воск, который скреплял перья крыльев, растаял — в зените полета диск, подобно хмельному забулдыге, шатающемуся от стены к стене, изменил направление. «Чечевица» из бронзы накренилась — «Хаа-ай, гроза над морем, хаа-ай, бушует Тартар…» — забирая правее…
И ударила по западным трибунам.
Персей ринулся туда за миг до вопля. Улыбки, песня, самолюбование — все исчезло, как не бывало. По стадиону несся сын Зевса, Убийца Горгоны. Он бежал так, как здесь еще не бегали. Зрителям даже померещилось, что Персей вот-вот взлетит навстречу убийственному диску, приняв удар на грудь. Бронза мертвая столкнется с бронзой живой, и диск разлетится вдребезги. Герой успеет, спасет, исправит свою оплошность…
Зрители надеялись, и надежда умерла вместе с одним из них.
Старик лежал на сиденье, запрокинув голову. Край диска раздробил ему тазовые кости. Кровь хлестала из артерии. Двое мужчин, похожих на охранников, шагнули к старику — и остались на месте, когда Персей с разбегу упал на колени перед несчастным. Дискобол схватился за голову, раскачиваясь из стороны в сторону. Сейчас Убийца Горгоны походил на горького пьяницу, которого утром настигло жесточайшее похмелье.
Старик, еще живой, смотрел на героя, будто видел Таната Железнокрылого, прилетевшего исторгнуть старческую душу.
— Ты!.. ты…
— Акрисий! — ахнул кто-то сообразительный. — О боги!
И трибуны подхватили:
— Акрисия убили!
— Аргосский ванакт погиб!
— Пророчество! Сбылось!
— Боги, смилуйтесь…
Если это и был Акрисий — Персей не мог узнать его. Герой никогда в жизни не видел деда. Пророчество обещало Акрисию смерть от руки внука, и Акрисий боролся с судьбой, не брезгуя никаким оружием. Дочь, заточенная в подземелье, сундук, качавший на волнах юную Данаю с младенцем; сплетничали, что идею отправить Персея за головой Медузы — и ту серифскому басилею подсказал Акрисий, желая погубить внука любой ценой. Перед визитом в Аргос возмужавшего Персея он сбежал из города — во всяком случае, заявил об этом громче громкого. И вот — смерть подтвердила его ложь. От судьбы не уйдешь, как ни юли. Хоть беги, хоть притворяйся, что бежишь.
- Предыдущая
- 26/87
- Следующая
