Внук Персея. Мой дедушка — Истребитель

Оглавление

Вдали колыхался залив — сизый, холодный.

— Откуда ты?

— Из Фив.

— Зачем пришел ко мне?

— Драться с Косматым. Не притворяйся, будто не знаешь, кто я.

— Ты не боишься дерзить мне?

— А что ты мне сделаешь? Ударишь мечом? Сбросишь вниз?

— Тебе не страшно умереть?

— Я уже умирал — дважды.

— Первый раз — это когда Кадм убил дракона?

— Да.

— А второй раз?

— Когда моя жена убила нашего сына. Однажды клык стал человеком. Теперь человек вновь стал клыком. Я готов грызть. Но я не готов подбирать слова, угождая тебе.

Эхион шагнул ближе:

— Зачем ты бреешь голову, Персей? Вызов общепринятому, да?

— Я рано облысел. Эти кустики за ушами… Так лучше.

— А я думал — вызов.

— Это потому, что ты клык. Я удивлен, что у тебя вообще растут волосы.

Налетел ветер с моря. Дождь шарахнулся прочь, запрыгал по ступеням лестницы, ведущей к роднику. Самые робкие из капель забились в трещины циклопических камней цитадели. Они собирались жить вечно — до первых лучей солнца.

— Ты знаешь, что басилей Кадм сбежал из Фив? — спросил спарт.

— Давно?

— Не очень. Едва Косматый со своими бешеными девками высадился на Истме… Представляешь? — хохот Эхиона был подобен хрипу умирающего. — Кадм Убийца Дракона! Кадм, внук Посейдона! И бежит, как трусливая старуха! Внук возвращается из странствий, а дед удирает, поджав хвост… Тебе не смешно?

— Нет, — Персей подставил дождю лицо. — Мой дед тоже сбежал из Аргоса, когда я вернулся. Во всяком случае, объявил, что бежит. Ты уверен, что Кадм не прячется где-то в Фивах?

— Уверен. Его с женой видели у эхеллейцев. Полагаешь, Косматый тоже убил бы любимого деда? Насчет этого никаких пророчеств не было. Хотя, после той травли, что Кадм устроил своей беременной дочери…

Спарт осекся.

— Извини, — помолчав, сказал он. — Я предупреждал, что не умею подбирать слова.

Сын Зевса пожал плечами:

— Если я захочу убить тебя, это произойдет не из-за лишнего слова.

— Сумеешь?

Выше Персея на голову, шире в плечах, созданный разрушать, рожденный из борозды с копьем в руках — Эхион Безотцовщина оглядел собеседника, как раньше Персей разглядывал его самого, и честно признал:

— О да, Истребитель. Конечно, сумеешь.

— Я был на Истме, — вода текла по лицу Персея, превращая его в зыбкую маску, — когда там высадился Косматый. Я сбросил его менад в море. Они умирали, смеясь. Дрянное дело — резать смеющихся женщин. Я и не знал, насколько дрянное… Ничего, привык. Это еще один мой счет Косматому. А теперь скажи, что я начал свой путь с отрезанной женской головы, и я прикончу тебя.

— С ним были амазонки? — спросил Эхион.

— Были, но мало. В основном, Косматого ждали на берегу. Аргивянки, коринфянки… Даже афинянки. Его безумное войско. Ветеранов легче убивать, чем их. Для них нет боли, нет страха… Эвоэ, Вакх! — и рвут тебя на части. Я надеялся, что найду его. Нет, он ушел. Теперь его войско — матери и сестры в любом городе. Думаешь, я прощу ему такую войну?

— А ты способен прощать?

— Не знаю. Не пробовал.

— Может, ты знаешь, куда ходил Косматый?

«Завтра я ухожу на восток, брат мой, — вспомнил Персей слова Косматого, произнесенные тогда, когда Косматый был похож на девушку, а не на дикого лесоруба. — Ты принес голову Медузы, я иду за головой Реи, Матери Богов…»

— Не больше твоего, спарт. Слухи, сплетни.

— Это не сплетни. Это песня безумного рапсода. Он был везде, и всюду побеждал. Орды менад с тирсами. Полчища фаросских амазонок. Буйные оравы сатиров. За южными морями, в дельте Нейлоса, он дал бой местным титанам. В Сирии содрал кожу с ванакта Дамаска. За краем Ойкумены он играл на свирели, и толпы юных пастушек плясали для него. Мосты из плюща и лозы, пантера под седлом. Кровавое поле на Самосе, где он истребил восставших против него амазонок. Покоритель стран, основатель городов… Слоны, наконец! Представляешь? — он вел на нас слонов…

— На Истме слонов не было.

— Ясное дело! Слоны передохли по пути…

— Разумно, — согласился Персей. — И ничего нельзя проверить. Слоны сдохли. Амазонки погибли. Мосты смыло в сезон дождей. Страны и города — в несусветной дали. Титаны из дельты Нейлоса? Эти тоже не станут свидетельствовать. Косматый — достойный брат Аты. Лжет и не краснеет.

— Лжет? О нет, он просто готовит себе прошлое…

Оба мужчины повернулись к лестнице. На верхней ступеньке стояла жена Персея — Андромеда. Высокая, стройная, она несла бремя возраста легко и с достоинством. Ее шагов никто не услышал, словно Андромеда пролилась на стену вместе с дождем. Спарта удивило, что женщина вмешивается в разговор. Но в присутствии мужа он не рискнул выказывать свое недовольство.

— Готовить можно будущее, — возразил Эхион. — Прошлое неизменно.

— Не для богов. Когда бог становится богом, в этот день рождается его прошлое. Что бы ни было на самом деле, это уже не имеет значения. Когда бог умирает, его прошлое рождается во второй раз.

— Богами не становятся. Богами рождаются!

Женские бредни раздражали спарта. Присутствие Андромеды пробуждало в Эхионе незнакомое чувство. Скорее всего, это был страх.

— Скажи еще, что боги не умирают, — смех Андромеды напоминал шелест чешуи по камню. — Я редко смеюсь, хтоний. Скажи, доставь мне удовольствие.

Она ждала. Спарт молчал.

— Косматый мудрее тебя, — жена Персея встала у края галереи, глядя на залив. — Ты воин, а он метит в боги. Ты знаешь тайны битвы, он — тайны хаоса. Опьянение не различает богов и людей, титанов и зверей. Такова мудрость безумия. Однажды он сам станет божеством, и ложь сольется с правдой теснее двух любовников на ложе. Амазонки, походы, подвиги; города и слоны… Думаешь, это будет фундамент из пуха? Нет, такая основа прочнее гранита. Кому какое дело, что за ларь выбросило на берег в Брасиях? Бога-младенца зашил в бедро Зевс, и никак иначе…