Взбаламученное море

• Предыдущая
• 13/147
• Следующая

– Разумеется, – отвечал Александр и закинул как бы в утомлении голову назад.

– В таком случае извольте рассказать, как и что было, – продолжал Венявин, самодовольно упирая руки в колени и не спуская с приятеля доброго взгляда.

– А было, – отвечал тот (он все еще не спускал глаз с драпировки, которая не переставала шевелиться): – что я стал к ней в такие отношения, при которых уже пятиться нельзя! – прибавил он с расстановкой.

Венявин даже побледнел.

– Как так?

– Так!

И Александр еще дальше закинул голову назад.

– Она была, – продолжал он, закрывая глаза: – грустна, как падший ангел… Только и молила: «что вы со мной делаете?..» Но я был как бешеный! – прибавил он, сжимая кулаки.

Далее Александр не продолжал и, повернувшись вниз лицом, уткнулся головой в спинку козетки.

– Но где же и когда это было, безумный ты человек! – воскликнул Венявин, сгорая любопытством и удивлением.

– В Захарьине, на постоялом дворе, – отвечал Александр глухим голосом.

Читатель очень хорошо видит, что молодой человек тут лгал безбожно, немилосердно! Но что делать? Это была не ложь, а скорее чересчур разыгравшаяся мечта!

Огонь в камине между тем горел красноватым пламенем. Фантастическому характеру беседы стал несколько подпадать и Венявин: он сидел, как ошеломленный.

– Я всегда боялся одного, – начал он каким-то наставническим голосом: – что ты увлечешься, наделаешь глупостей и погубишь твою даровитую, скажу более, гениальную натуру!

На последнем слове он сделал ударение, как бы говоря непреложнейшую истину.

– Но из чего ты это видишь? – отозвался Александр насмешливо.

– Из всего. И как теперь эта девушка ни прелестна, в чем я нисколько не сомневаюсь, но все-таки ты должен оставить ее.

Александр молчал и не переменял положения.

– А что же с ней после будет? – проговорил он наконец.

О выдуманном им положении он рассуждал, как будто бы это была полнейшая действительность.

Венявин пожал плечами.

– Пускай винит самое себя, – сказал он с мрачным выражением лица.

«Бум!» – раздалось в эту минуту.

Александр взмахнул головою.

– Часы, должно-быть, – заметил Венявин.

В комнате в самом деле пробили полугодовалые часы, заведенные еще рукою покойного старика, и Александру почудился в них его голос. В какой-то непонятной для него самого тоске, он опять прилег. Нервы его были сильно возбуждены.

– Что же однако ты намерен делать? – не отставал от него Венявин.

– Ничего… Останусь здесь… Напишу матери и женюсь, – отвечал Александр.

– И не кончишь курса?

– Конечно.

Венявин схватил себя за голову.

– О, безумие! безумие! – воскликнул он и, очень уж огорченный, встал и отошел к окну.

В комнате воцарилось молчание, и только ходил не то треск, не то шелест, который часто бывает в нежилых, пустых покоях. На горизонте вдали, как бы огромным заревом пожара, показывалось красноватое лицо луны.

– Ты этого, друг любезный, не имеешь права сделать, – бормотал Венявин: – тебя, может-быть, ждет министерский портфель; тебя ждет родина, Александр! Ты перед ней должен будешь дать ответ за себя.

Говоря это, добряк нисколько не льстил. Он был товарищ Александра по гимназии, и теперь они вместе учились в университете. Умненький, красивый собою и получивший несколько светское воспитание, Бакланов решительно казался Венявину каким-то полубогом.

– Господи, Боже мой! – продолжал он в своем углу: – сама девушка, если бы только растолковать ей, не потребовала бы этой жертвы. Женщины рождены на самоотвержение, а не на то, чтобы губить нас.

Александру в это время, перед его умственным оком, представлялось, что Соня уже живет с ним в этом доме, и вот она, в белой блузе, вся блистающая, входит и садится около него на козетке. Он чувствует, как она прикасается к нему теплой грудью и с стыдливым румянцем шепчет ему.

– А что, если она будет матерью? – проговорил он, вдруг оборачивая к приятелю лицо.

У того при этом волосы и уши заходили на черепе.

– И в таком случае ты должен оставить ее, – сказал он, не шевелясь с места.

Ему было слишком тяжело произносить эти суровые приговоры; но что делать! – надобно было спасать приятеля, и спасать еще для блага отечества.

– Хорошо так говорить, – отвечал Александр со вздохом. – Семен! – крикнул он.

Тот вошел.

– Одеваться!

– Покажи ты мне ее, я хочу ее видеть! – проговорил Венявин, выходя наконец из угла.

В том, что приятель во всей этой истории прилыгал, он и тени не имел подозрения: он верил в силу и могущество во все стороны.

– Поезжай сегодня в собрание и увидишь, – отвечал Александр.

– В собрание-то, братец, ехать как-то не того… не привык я!

– Поезжай на хоры.

– На хоры еще пожалуй.

Семен в это время принес Бакланову его бальную форму.

– Какой ведь, чертенок, стройненький, – говорил Венявин, когда Александр затягивал ремнем свои мундирные брюки. – А воротник, брат, чудный. Чудо как вышит! – любовался он.

Все, что принадлежало Александру, Венявину казалось необыкновенно каким-то прекрасным.

– Ну, так прощай! Зайду к матери и явлюсь, – сказал он.

– Хорошо, – отвечал Александр.

Раздраженно-нервное состояние в нем еще продолжалось. Совсем уже собравшись и выходя, он сказал в передней человеку:

– Ты ляжешь у меня в кабинете, дворнику тоже вели, как и вчера, лечь в столовой, а кучеру – в лакейской!

– Кучер говорит, ему надобно-с быть около лошадей, – объяснил-было ему лакей.

– Чтобы чорт все побрал! – крикнул Александр и сел в сани.

На улице луна осветила его фигуру, экипаж, кучера и лошадь ярким белым светом.

• Предыдущая
• 13/147
• Следующая