Выбери любимый жанр

Оценить:

Взбаламученное море

Оглавление

– Ты думаешь? – спросил ее брат.

– Да! А Александр чистейший материалист.

– Почему же ты это так думаешь? – спросил ее тот.

– Потому что ты только о своем теле думаешь? – спросил ее тот.

– Вот что!.. так объяснить все можно! – произнес Бакланов, уже начинавший несколько конфузиться: – ну-с, так как же: угодно вам перемениться именами? – спросил тот, обращаясь к шурину.

– Не знаю, что вы такое, а я не идеалист! – повторил тот настойчиво.

– Идеалист, идеалист! – повторила ему еще настойчивее сестра.

– Но почему же?

– А потому, что это все то же, как и они в молодости восхищались стихами, а вы – теориями разными.

– Браво, – подхватил Бакланов.

18. Обличитель чужих нравов в своих домашних, непосредственных движениях

На столе горела сальная свечка; в комнате было почти не топлено.

Виктор Басардин сидел и писал новый извет на Эммануила Захаровича.

Он описывал историю сестры и только относился к ней в несколько нежном тоне: он описывал эту бедную овечку, которая, под влиянием нужды, пала пред злодеем, который теперь не дает ей ни копейки…

«Во имя всех святых прав человечества, – рисовало его расходившееся перо: – я требую у общества, чтоб оно этого человека, так низко низведшего и оскорбившего женщину, забросало, по иудейскому закону, каменьями, а кстати он и сам еврей и живет в К…, на Котловской улице».

Последнее было прибавлено в виде легонького намека на действительный случай.

Единственная свидетельница его писательских трудов, Иродиада, все это время лежала у него преважно на диване и курила папироску.

Виктор, дописав свое творение, потянул исподлобья на нее взор и несколько поморщился. Ему не нравилась ее чересчур уж свободная поза.

– Иродиада, поди, сними с меня сапоги: ноги что-то жмет! – сказал он, желая напомнить ей, кто она такая.

– Очень весело! – говорила она.

– Тащи сильней! – сказал ей Виктор.

Иродиада стащила сапог и бросила его с пренебрежением на пол.

– Тащи сильней! – сказал ей Виктор.

– Подите! Силы у меня нет, – отвечала Иродиада.

– Говорят тебе, тащи! Хуже, заставлю, – продолжал Виктор, уже бледнея.

– Как же вы меня заставите? Руки еще коротки.

– А вот и заставлю! – проговорил Виктор и, не долго думая, схватил Иродиаду за шею и пригнул ее к ноге.

– Тащи! – повторил он.

– Караул! – крикнула было Иродиада.

– Не кричи, а то бить еще буду! – проговорил он и в самом деле другою рукой достал со стола хлыст.

Иродиада лежала у ног его молча, но сапога не снимала. Так прошло с четверть часа.

Виктор ее не пускал.

– Ну, давайте, уж сниму! – сказала наконец она и сняла.

Виктор ее сейчас же отпустил. Иродиада опрометью бросилась бежать от него.

– Чорт!.. дьявол!.. леший!.. тьфу!.. – проговорила она в передней.

Виктор только посмотрел ей вслед, потом, взял шляпу, надел шинель и пошел к сестре. Главная, впрочем, причина его неудовольствия на Иродиаду заключалась в том, что он просил у нее перед тем взаймы денег, а она разбожилась, что у нее нет ни копейки, тогда как он очень хорошо знал, что у ней есть больше тысячи, которые она накопила, когда была любовницей Иосифа.

– Ты Иродиаду прогони! – начал он прямо, придя к сестре.

Та знала уже о его связи с ней и сначала не обратила было никакого внимания на его слова.

– Она чорт знает, что про тебя всем рассказывает! – продолжал он.

Виктор хотел придать вид, что он в этом случае оскорбился он за сестру.

Софи сконфузилась и взглянула на брата не совсем спокойными глазами.

– Что же она может про меня рассказывать? – спросила она.

– Во-первых, как ты хотела за Бакланова выйти замуж и как тот тебя прибил, – говорил Виктор.

– О, вздор! – воскликнула Софи.

Ее красивые ноздри начинали уже раздуваться.

– Рассказывала еще…

– Перестань, Виктор! – прикрикнула на него Софи.

Иродиада, во время нежно-любовных сцен, в самом деле, многое ему порассказала.

– Я ей откажу, – проговорила Софи прерывающимся от досады голосом.

– Нет, ее прежде надобно обыскать… Она, я думаю, у тебя денег наворовала… я сначала ее обыщу да деньги у нее отберу!.. – бил Виктор прямее в цель.

– Нет, пожалуйста! Я только прогоню ее и больше никаких с ней объяснений не желаю иметь, – сказала Софи.

Она боялась, что Иродиада еще больше наплетет на нее.

Виктор, по своему обыкновению рассердился и на сестру.

– Обе вы, видно, Даха Парахи не лучше! – проговорил он и стал прощаться.

Софи сделала вид, будто этих последних слов не слыхала.

– Иродиада! – крикнула она после его ухода.

Та вошла к ней с довольно покойным видом.

– Ты беспрестанно куда-то уходишь; я вижу, что тебе служба у меня неприятна, а потому можешь искать себе другого места, – сказала ей Софи.

Иродиада, слышавшая, что Виктор был у сестры, почти ожидала этого.

– Что ж, мне не на улицу же сейчас итти и выбросить себя! – сказала она дерзко.

– Ты можешь еще жить у меня; только я услуги твоей больше не желаю.

Иродиада на это усмехнулась.

– Не раскайтесь! – пробормотала она себе под нос.

– Что такое? – спросила ее Софи.

– Не раскайтесь! Найдите еще другую такую, которая так бы вам служила, как я, – сказала вслух Иродиада и, хлопнув дверью, ушла.

Затем, собрав все свои вещи, перетащила их из горницы в баню.

19. Израильтянин и русский

В своем роскошном кабинете Эммануил Захарович, в очках, с густо-нависшими бровями, озабоченно рассматривал наваленные на столе книги, бумаги, письма, счеты.

Перед ним стоял рыжеватый, худощавый мещанин, тоже один из его поверенных и молокан по вере.