Взбаламученное море

• Предыдущая
• 139/147
• Следующая

Бакланов пожал плечами.

– По крайней мере вся изломана, изломана в самом дурном тоне, – проговорил он.

14. Миросозерцание новой героини

Наступили сумерки. Елисейские поля осветились газом.

Евпраксия ушла с Валерьяном в cafe chantant.

Бакланов и Елена ходили по довольно темной аллее и спорили.

– Я не понимаю, как можно Галкина иметь своим другом, – говорил Бакланов.

– Да, он не умен, не даровит, это так! – возразила с ударением Елена: – но он человек с характером.

– С характером? – повторил насмешливо Бакланов.

– Да и да, – утверждала Елена. – У нас, например, – продолжала она, прищуривая глазки: – есть одно общее дело, и он в нем действует превосходно, смело, не отступая, а Валерьян – нет!

– Валерьян умный человек, образованный!.. – произнес Бакланов, разводя руками: – а это чорт знает что такое!

– Нам Бог с ними, с этими умниками!.. – воскликнула весьма настойчиво и в то же время ужасно мило Елена: – нам нужны люди с характером, с темпераментом, люди твердых убеждений, а не разваренные макароны!..

– Господи! где вы этаких фраз нахватались?.. Вас, вероятно, всем этим нашпиговала наша литература.

– Да, литература! Уж, конечно, не мое дурацкое институтское воспитание и не мать, у которой едва достало силы родить меня, а потом ее жизнь вы сами знаете! – заключила Елена с презрением.

– Что такое? – спросил Бакланов.

– Ее позорная интрига!

«Ну, это хоть бы и Галкину! Недаром они друзья!» – подумал Бакланов.

– За подобные отношения вы, по вашей собственной теории, не должны бы, кажется, винить ее, – сказал он.

– Я бы ее не винила, – подтвердила Елена, опять нахмуривая свой лоб: – если б она отдалась какому-нибудь бедняку, а не генерал-губернатору.

– Но если она любила его?

– Не должна была любить, потому что он лицо официальное, а собственно брак она могла и должна была нарушить.

– Должна?

– Да! Что вы меня так спрашиваете? Вы сами нарушили брак.

– Однако я опять к нему же возвратился, – отвечал Бакланов, конфузясь.

– Что ж, это оттого, что вас повертели? – спросила насмешливо Елена.

Вопрос этот несколько смешал Бакланова.

– Оттого ли или не оттого, я не знаю, но только мне было неловко в моем положении.

– Слабость характера, больше ничего! – сказала с гримасой Елена.

– Но зачем же вы сами выходите замуж и будете венчаться?

– Да потому, что заставляют это делать; наконец я выхожу за человека, которого я люблю.

– А потом, если разлюбите его?..

– Если разлюблю его, так полюблю другого.

– А если он полюбит другую?

– Скатертью дорога, – отвечала Елена, пожимая плечами.

– Это ваши правила?

– Да, мои правила!.. Чтобы в этом случае ничего не было насильственного и принужденного!

– Правила хорошие-с! – подхватил Бакланов.

– Недурные! – сказала Елена и потом, как бы сообразив, прибавила: – конечно, если бы требовали того какие-нибудь политические цели…

– То есть? – спросил Бакланов.

– То есть, если бы требовало этого благо родины. Как, например, Юдифь, которая пришла, отдалась Олофрену и отрубила ему голову.

– Ой, это уж и страшно! – сказал Бакланов.

Елена сама, впрочем, насмешливо посмотрела на него.

– Вам кажется все это смешно? – проговорила она.

– Смешно не смешно, а несколько странно.

– Странны-то вы, а не мы!

– Кто же это мы? – спросил Бакланов.

– Люди без зрения!.. слепые!

– А вы, значит…

– А мы – зрячие! – подхватила Елена.

В это время из кофейной выходили Евпраксия с братом.

– Валерьян, Валерьян! – закричала Елена.

Тот подошел.

– Что ж, ты мне купил потаенные русские стихотворения?

– Нет еще! – отвечал, краснея, Валерьян.

– Неужели же вы их читать будете?.. – спросила Евпраксия.

– Я уж все почти читала, – отвечала Елена.

– Даже царя Никиту? – отвечала Елена.

– И царя Никиту! – отвечала Елена. При этом она сама даже не могла удержаться, улыбнулась и добавила: – конца, впрочем, не дочитали; сказали, что очень уж нехорошо!

– Я бы на месте Валерьяна не позволила вам читать этих вещей, – сказала опять Евпраксия.

– Напротив, он должен был бы заставить меня прочесть их!.. – отвечала, разводя ручками, Елена: – мы в этом случае делаем оппозицию русскому правительству… оно не хотело, чтобы мы это знали, а мы знаем!

– Да, разумеется; ему, должно быть, очень это будет неприятно, – сказал Бакланов.

Сабакеев, заметив в словах зятя насмешливый тон, посмотрел на него зверем.

– Елена совсем не то хотела сказать, как вы это поняли, – произнес он и, когда стали прощаться, он даже не подал руки Бакланову.

– Что это такое? Что такое? – почти кричал тот всю дорогу.

Евпраксия ни слова не говорила.

– Эта госпожа в корень развращена! – произнес наконец Бакланов.

– Э, вздор какой! – сказала Евпраксия.

– Как вздор?

– Да так! говорит только; а слова и поступки – две вещи разные.

– Да достаточно, если и говорит только! Я понять не могу, каким образом Валерьян мог влюбиться в такую девушку.

– Он сам таких же убеждений.

При этих словах выражение лица Евпраксии сделалось мрачно и печально.

– Сам?

– Да! Бог знает только, откуда и как все это появилось в нем, – прибавила она и вздохнула.

15. Три женщины

В номере Сабакеева были он сам, в дорожном пальто и с сумкой через плечо, Галкин и Басардин, тоже оба с сумками, и Елена.

Последняя с жаром и увлечением что-то толковала им.

– Раскольников надо поднять! Денег у них, чертей, пропасть! В Рогожское затесаться к ним надо! – говорил, с искаженными чертами лица, Басардин.

• Предыдущая
• 139/147
• Следующая