Взбаламученное море

• Предыдущая
• 21/147
• Следующая

– Петр Григорьевич! Соня! Виктор приехал! – продолжала Надежда Павловна, целуя и обнимая сына. Чувство матери невольно в ней проснулось.

– Витя! – произнесла, входя и тоже непритворно радостным голосом, Соня.

– Вот кто! Ну, поздравляю! – говорил Петр Григорьевич, идя за нею. Несмотря на радушный прием, Виктор смотрел на родных мрачно.

– Там, маменька, – начал он небрежно, садясь на диван: – с мужиком надо рассчесться… Сам я приехал на почтовых, а он вещи мои привез, рубль или два дать ему, – у меня мелких нет.

– Сейчас, сейчас! – отвечала Надежда Павловна и, подозвав дочь, что-то шепнула ей.

Та пошла.

Стыдно сказать, но у Басардиных в доме рубля не было. Надежда Павловна послала Соню, чтоб она, Бога ради, выпросила у попадьи хоть сколько-нибудь; а сама между тем своими руками притащила для сына тяжелый самовар, залила ему самого крепкого чаю, поставила сливок, булок.

Соня, вся пылая от стыда, исполнила поручение матери и достала денег, которых рубль серебром попадья отсчитала ей медными пятаками. Она со смехом высыпала их перед братом. Тот отсчитал полтину.

– Прикажите, – начал он: – это отдать мужику, а если станет говорить, что мало, велите по шее прогнать.

Распорядясь таким образом, Басардин остальные деньги положил себе в карман и затем, уткнув нос в горячий стакан чая и почти мгновенно поглощая его с огромными кусками булки, ни на что уж более не обращал никакого внимания.

Соня села напротив него и старалась ласково смотреть на него.

– Какие у него кудри славные! – говорила Надежда Павловна, перебирая волосы сына.

Виктор даже не оглянулся на эту ласку и до самого обеда почти не отвечал на беспрерывные вопросы, которые делали ему мать, сестра и отец.

За столом он по-прежнему мрачно и жадно ел и, встав, сейчас же отыскал себе местечко и отправился спать.

Выспавшись, он как будто бы сделался несколько подобрее и, придя к матери, стал показывать ей свой гардероб и хвастаться им.

– Хорошо, прекрасно все это, – отвечала та ему в тон.

– Однако у тебя все это пехотное платье-то! – угораздило вдруг сказать Петра Григорьевича.

Виктор сейчас же вспыхнул.

– Что делать! Я писал-писал маменьке об реверсе, – отвечал он с гримасой.

– Не успела еще, помилуй, – отвечала было ему ласково Надежда Павловна.

– Вы для меня никогда не успеваете, – пробурчал Виктор, а потом громко прибавил: – а что, тетенька Биби далеко отсюда живет?

– Верст пятьдесят, – отвечала Надежда Павловна сухо.

Виктор заложил руки в карманы и начал с важностью ходить по комнате.

– Надобно к ней ехать! – сказал он, как бы соображая что-то такое.

Надежда Павловна при этом невольно вспомнила обиду, которую нанесла ей Биби, и письмо, которое писал к ней Виктор.

– Прежде, я полагаю, тебе следовало бы побыть у отца с матерью, – заметила она.

– А почему это следовало бы? – спросил тот.

Надежда Павловна горько улыбнулась и пожала плечами.

– Если ты этого не понимаешь, так я толковать тебе не намерена.

– Да и толковать-то вам нечего! – произнес Виктор.

Надежда Павловна начинала краснеть от гнева.

– Ты, кажется, за тем только и приехал, чтобы с первых же слов делать мне неприятности.

Виктор насмешливо посмотрел на мать.

– А вы от меня приятного ожидали?.. Вот это странно, право.

– Никогда я от тебя, по твоему уму, ничего приятного не ожидала; но, как мать, я имею право требовать от тебя уважения! – произнесла Надежда Павловна с ударением.

– Требовать могут родители, которые что-нибудь сделали для детей… Вот с нее требуйте, а с меня – нет!

И Виктор указал на сестру.

Надежда Павловна, чтобы смягчить колкость этого ответа, усмехнулась.

– Думала я, что ты глуп, но все не до такой степени! – сказала она более насмешливым, чем сердитым голосом.

Петр Григорьевич, бывший немым зрителем всей этой сцены, вдруг встал.

– Не смей так грубить матери! Не смей! – закричал он сверх всякого ожидания и погрозил сыну пальцем.

– Полноте, папенька! – прикрикнул тот на него: – ничего вы, видно, не знаете: потому я и глуп и дурак, что на вас похож и ваш сын…

– Молчи, говорят тебе!

Петр Григорьевич уже топал на него ногой.

– Погоди, постой! – сказала Надежда Павловна, растирая себе горло, в котором начиналось удушье: – он говорит, что он твой сын; кто же у меня дети не от моего мужа?

– А вот она! – хватил Виктор, показывая на сестру.

Надежда Павловна рассмеялась.

– Ах, ты, мерзкий пащенок! Клеветник! – воскликнула она.

– Братец, что ты! – воскликнула и Соня, вскидывая на него свои большие глаза и вся покраснев.

– Что ты братец! Да, любимица! – передразнил он ее. – Не хочешь ли вот этого? – прибавил он и показал сестре кулак.

Когда они еще росли, так их невозможно было пустить вместе: один, пользуясь своей силой, а другая – покровительством матери, сейчас и кинутся друг на друга. Великая история Каина и Авеля вряд ли не повторяется в каждой семье.

Последних угроз сына было достаточно, чтобы Надежда Павловна вышла из себя.

– Вон из моего дома! Вон! – закричала она истерически.

Виктора, кажется, нисколько это не поразило.

– Али, вы думаете, не уйду? И уйду! – говорил он совершенно кадетским тоном.

– Ступай! Ступай! – повторил за женой и Петр Григорьевич.

– Иду-с! Слушаю-с! – отвечал Виктор, собирая пожитки и ядовито раскланиваясь перед отцом и матерью.

По двору он прошел бойко и с гордо приподнятыми плечами.

Надежда Павловна взглянула в окно.

– Боже мой, он в холодной шинелишке и без калош! – воскликнула она, да так без чувств и упала на диван.

• Предыдущая
• 21/147
• Следующая