Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

103

припадками Карла. Но теперь им самим овладела ярость. Веселости и благодушияпобедителя как не бывало. А послы так и не прибыли. На самом деле мадамЕкатерину терзала нетерпеливая жажда услышать поздравления. Пока иноземцы неодобрят ее деятельность, она не решится выйти из своих покоев и не выпуститМарго. Гиз со своей стороны бесстыдно разыгрывал народного любимца и огорошиваллюдей и ростом и мощными телесами даже больше, чем чванством. Но Карл Девятый,которому и в голову не приходило самому проучить этого нахала, радовался. «Ишь,сразу видно, что тайный гугенот», — с ненавистью думал, глядя на него, брат.Д’Анжу чувствовал, что двор уже начинает догадываться об истинном положениивещей. Лица у всех становились озабоченными: куда податься? Чью сторонупринять? Такие лица бывают у предателей. Подумать только: ведь и городзапуган, все готовы, так же как и двор, чуть ли не отречься от Варфоломеевскойночи! Торжество любимого сынка вдруг сменилось таким озлоблением, что он дажевсхлипнул. Вот вам, награда за отвагу! Людей хотели вывести из жалкогосостояния, поднять их и ради столь возвышенной цели поступились даже совестью ичеловечностью. Сами себя освободили от христианских обязанностей и заветовистины. И все — он, д’Анжу, воспитанный в Collegium Navarra священниками игуманистами, он отлично знал цену тому, что совершил. «Я же не Гиз… которыйтак кичится своими телесами, что уже голову потерял! Я сознательно стал главнымвдохновителем Варфоломеевской ночи, — говорил себе д’Анжу. — А ее простили бынам только в случае удачи. Но с каждым часом она все больше смахивает нанеудачу».

Факелы догорели, и смола перестала капать; король и его партнеры, осажденныеподступившим мраком, продолжали играть в неверном, меркнущем свете. Д’Анжусобрался было во второй раз стукнуть по столу и опрокинуть его, как делал егобрат во время припадков. Но тем временем лотарингец снова сдал карты. Кулакнаследника престола замер в воздухе. А Наварра опять предъявил четыре масти. —Колдовство! — прорычал Карл. Двор ответил протяжным жужжанием, в которомслышались и удовольствие и ужас. Ведь когда перед тобой происходит непостижимоеявление, оно волнует. Но объяснять его смысл иногда опасно.

Однако двор избавили от этой заботы. Королевская партия была вдруг позабыта:перед новыми событиями все остальное отошло на задний план. В вестибюльвступили пажи, они несли зажженные канделябры, появлялось все больше этихсветоносцев, с натыканными в канделябры восковыми свечами — и вдруг в замкезапылало бесчисленное множество огней, хотя еще совсем недавно здесь нельзябыло раздобыть ни одной свечки. Со вздохом облегчения двор устремился к дверям,однако стража теснила дворян обратно; непонятное зрелище развертывалось у нихна глазах. Находившаяся за вестибюлем приемная короля осветилась, и в ней сталивидны мальчики, выстроившиеся рядами. Их волосы, доходившие до плеч,поблескивали, озаренные пламенем свечек, которые они держали перед собой, а нагруди сверкала серебряная парча. Противоположная дверь приемной налиласьсветом. Дальше, за поворотом, начинались покои королевы, они тонули во тьме; ивот неведомо откуда приближается безмерно более яркое сияние, подобное сияниюрая и непостижимых обетований; от него начинают трепетать сердца, ему нельзя недивиться вслух, когда стоишь тесной толпой, так, как стоят сейчас придворные, аза ними темнеет зала, где гаснут багровые факелы.

— Господин рыцарь, у меня бьется сердце.

— И у меня, мадам. Что там такое?

Именно этого Екатерине Медичи и хотелось: так она все это задумала ирассчитала. Хотя она, как и подозревал ее сын д’Анжу, томилась тревогой, оттогочто иноземных послов все нет и нет, он должен был, однако, предвидеть, чтоникакие разочарования не могут смутить его мать или выбить у нее оружие из рук.В отличие от большинства людей она в минуты тщетного ожидания не волновалась, а— была спокойна до тупости; случайные промахи только подстегивали ееизобретательность.

Мадам Екатерину, точнее, Екатерину Медичи, во время учиненной ею резнинесколько раз охватывал страх, что вполне объяснимо слабостью нашейчеловеческой природы. Подобные деяния, даже если они исподволь подготовлены итщательно продуманы, могут все же кончиться не так, как мы ожидаем. Словом,мадам Екатерина, точнее, Екатерина Медичи, неслышно ковыляла со своей палкой покомнате, тревожно косилась на рослых телохранителей, стараясь угадать, долго лиэти немцы и швейцарцы будут защищать ее комнату и ее драгоценное старое тело,если сюда ворвутся гугеноты. Однако она возилась в своем шкафчике, имея в видуне только врагов, но и охрану. Не безопаснее ли было бы для нее самой, если быэти здоровенные молодцы, глотнув хорошего вина, лежали бы на полу недвижимо?Тогда с помощью нескольких искусных уколов и порезов можно будет придатьпроисшедшему видимость кровавой свалки, и каждый решит, что королеву утащили иприкончили. А пока что, сидя в ей одной известном тайнике, она ждала бы, когданастанет ее время! А это время должно наступить незамедлительно.

Все человеческие заблуждения и все ошибки истории происходят оттого, чтолюди забывают, какая судьба неукоснительно и неотвратимо предназначена всемумиру вообще и этой стране в частности: попасть под пяту и под иго Рима и домаГабсбургов. Флорентинка раз и навсегда в этом уверилась. В те минуты, когда ееволе противились даже ее сыновья, она грозила, что вернется в свой роднойгород. На самом деле она об этом и не помышляла, ибо смотрела на себя, как наодно из главных орудий всемирной державы, призванной подчинить себе Францию,