Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

поведать. Последние земные мысли умирающей Жанны перед тем, как ее дух вознессяк богу, были о сыне. Она не хотела, чтобы он из страха отказался от своегопутешествия: об этом и речи не было. Однако она продолжала считать, что в Парижон должен явиться только как сильнейший.

Ее совет был подсказан опытом последних месяцев, а этот опыт был тяжел игорек. Она полагает — и чтобы высказать эту мысль, королева еще раз нашла всебе силы для своего необычного голоса, похожего на звон колокола, — чтосвадьба ее возлюбленного сына послужит началом решающих событий, но они могутстать решающими либо для него, либо для его врагов. Последние ее помыслы былимужественно устремлены навстречу всем опасностям жизни и на то, как ихпобедить. Были времена, или ей казалось, что были, когда порок все же пугливопрятался от людских глаз. А сейчас — так велела она передать своему Генриху —он дерзко поднял голову и глумится над добродетелью. Затем, уже в предсмертныеминуты, она, обращаясь к богу, произнесла слова псалма:

Явись, господь, и дрогнет враг!

Последний вестник извлек ее завещание и, коснувшись его губами, вручилкоролю. Однако в нем она не обмолвилась ни словом о своих сокровеннейшихтревогах, ибо под конец не доверяла даже бумаге. Она поручала заботам Генрихаего бедную сестренку. И тут Генрих, наконец, зарыдал, — он еще не пролил ниодной слезы.

Сквозь слезы он то и дело восклицал: — Бедная сестренка! Так назвала ее нашамать! — И сердце подсказало ему: «Она должна быть здесь! Мы же одни на свете!Ничего и никого нет у брата и сестры, кроме друг друга! Все остальное — обмандуши и зрения, все эти женщины, и возвышенные чувства к ним, и страх, как бы ниодной не упустить! А на самом деле я всегда упускаю только одну, и каждый раз —только ее! У нее мне еще никогда не приходилось просить любви или искатьпонимания. Мы с ней дети одной матери, и нам нечего таить друг от друга.Говорят, у нее мой смех. А сейчас она плачет теми же слезами, но даже этислезы, которыми она оплакивает нашу мать, не упадут на мои руки. Она далеко,она всегда от меня далеко, и мы не едины в нашей высшей скорби — ее имоей!»

Тут он узнал от гонца, что его сестра Екатерина тоже хотела ехать. Все ужебыло готово: и лошадь во дворе и карета за городскими воротами. Однако сеструзадержали — не силой, но под всякими ловкими предлогами, пока Ларошфуко наконецне уехал, да и ему не легко было вырваться: пришлось действовать оченьрешительно.

— Значит, ее держат в плену? — спросил брат, глаза у него были уже сухие игневные, рот горько скривился.

Нет, он ошибается. Ее окружают заботами и вниманием, особенно Марго, егоневеста, и даже старуха Екатерина. Свадебное торжество, которого, видимо, ждалс нетерпением двор, так омрачено смертью королевы Наваррской, что нельзядопускать новых прискорбных случайностей. Не хватало еще, чтобы случилась бедас сестрой, болезненной молодой девушкой, ведь она, может быть, дажеунаследовала от матери слабые легкие.

Генрих близко нагнулся к Ларошфуко и, содрогаясь, спросил:

— Значит, дело только в легких?

Последовало долгое молчание. Наконец вместо ответа дворянин пожалплечами.

— Кто подозревает яд? — спросил Генрих. — Только наши друзья?

— Еще больше подозревают другие, ибо они знают, на что люди тамспособны.

Генрих сказал: — Я предпочитаю не знать. Иначе мне пришлось бы тольконенавидеть и преследовать. А слишком большая ненависть лишает сил.

У него всегда было такое чувство, что жить важнее, чем мстить, и тот, ктодействует, смотрит вперед, а не назад, на дорогих покойников. Однако оставалисьего сыновние обязанности, из-за них он сдерживал себя и, ожидая подкрепления,день за днем сидел в Шонее, хотя и рвался отсюда. Его гугеноты на коняхстекались к нему со всех сторон, да и сам он высылал им навстречу проводников,чтобы те показывали дорогу. Ему хотелось явиться в Париж с большими силами, кактого требовала Жанна. Он успел передать и ее последние распоряжения своемунаместнику в королевстве Беарн. Когда письмо было дописано, Генрих заметил,что не подчеркнул в ее поручениях того, что касалось духовной жизни, а ведьматери она была дороже всего! Сын только подивился — как мог он совершеннозабыть о религии? — и сделал необходимую приписку.

Гонец, принесший ему весть о смерти королевы и о крайне подозрительныхобстоятельствах, при которых она произошла, потратил четверо суток на путь изПарижа. Генрих же ехал из Шонея в Пуату три недели. Когда Генрих встретил его,тот совсем изнемогал. Генрих делал привалы, останавливался для ночевок,принимал пополнения, пил вино и смеялся. Да, смеялся. Истомившиеся гугенотыдивились, въезжая в его лагерь; а он махал руками, приветствуя их, и шутил наих южном наречии. В тот час, когда гонец пустился в путь со своей скорбнойвестью, сыну во сне привиделась мать, у нее было новое лицо — лицо вечности, анезадолго до приезда гонца Генрих опять вспомнил это лицо. Но теперь он уже невидел его, и оно больше не являлось ему никогда. Позднее он стал вспоминатьЖанну в цветущую пору ее жизни, вспоминал ее ум, и волю, и как она руководилаим в годы его отрочества; но и для этого надо было представлять себе ее образ,ибо образы не умирают.

Moralité

Voyez cе jeune prince déjà aux prises avec les dangers de la vie,qui sont d’être tué ou d’être trahi, mais qui se cachent aussisous nos desirs et même parmi nos rêves généreux. C’estvrai qu’il traverse toutes ces menaces en s’en jouant, selon le privilègede son âge. Amoureux a tout bout de chemin il ne connaît pas encoreque l’amour seul lui fera perdre une liberté qu’en vain la haine luidispute. Car pour le protéger des complots des hommes et des piègesque lui tendait sa propre nature il у avait alors une personne qui l’aimaitjusqu’à en mourir et c’est celle qu’il appelait la reine mа mère.