Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

213

наверно, одним был из вожаков этой самой возвышенной духом молодежи, а теперьдворяне Наваррского короля, приехав, увидели во дворе только растерзанныйкоричневый комок. Почему-то, свершив свое дело, он не пытался бежать: сталлицом к стене и шепчет: «Яков, где ты?» А его самого так звали — Яков.

Наследник престола находился в комнате умирающего: сначала можно былодумать, что рана не столь опасна, и все-таки она оказалась смертельной, но вминуту смерти наследника не было подле Валуа, он куда-то уходил. Когда онвернулся, первыми упали к его ногам шотландские гвардейцы покойного короля ивоскликнули: — О, сир! Теперь вы наш король и государь!

В первую минуту Генрих не понял, несмотря на всю веру в свое предназначение.Им овладел страх и грозное предчувствие: «До сих пор я сражался только за своедело, теперь же становлюсь на место побежденного, он лежит заколотый убийцей, акак-то еще я буду лежать в свой смертный час?» Опустив голову, поднялся он полестнице, вошел в опочивальню и долго смотрел на умершего. Мы ведь и тут еще,на земле, видим умерших — очами духа видим мы несравненно большее числоумерших, чем живых; и кто осознает это, ему кажется, что обитает он в одноммире с ними и он с ними говорит. И Генрих Наваррский сказал, обращаясь кусопшему Генриху Валуа: «Краса твоя, о Израиль, поражена на высотах твоих! Какпали сильные на брани. Сражен Ионафан на высотах твоих».

А у тела уже молились два монаха, некий господин д’Антраг поддерживалподбородок умершего. Новому королю еще предстоит немало хлопот с этимигосподами, а также и со всеми остальными, которые вдруг набились в комнату,словно по уговору. Они глубже надвигали шляпы, вместо того чтобы снять их передновым королем, или бросали их на пол и громко клялись: — Лучше тысячу разумереть, лучше сдаться любому врагу, чем пустить на престол короля-гугенота. —Они старались, чтобы в этих словах звучала вере и убежденность, но в нихзвучала фальшь, особенно потому, что некоторые из этих господ тотчас послеубийства уже присягнули наследнику. Но тогда их пугала мысль о собственнойсудьбе; они еще не сговорились предать королевство и идти с Лигой. Послесовместного обсуждения они решили, что это самое надежное. Ведь у ФилиппаИспанского золота было все еще больше, чем у кого-либо на земле.

Но не от Генриха могли они скрыть свои намерения: он ни на миг не поверил вих пламенное благочестие. Генрих приказал сшить себе траурное платье излилового кафтана покойного: он спешил, и у него не было денег на материю.Лиловый кафтан ушили, но придворные его все же узнавали и подталкивали другдруга локтем из презрения к бедности короля: тут уж не разживешься. Ониотправили в покои Генриха посольство с требованием переменить веру, и притомнемедленно. Неотъемлемым признаком королей Франции является-де миропомазание изсвященного сосуда и коронование рукою церкви. Генрих побледнел от гнева. Пустьдумают, что от страха, ибо в это мгновение он, казалось, был у них в руках:ведь они не могли знать, что он давно привык иметь дело с убийцами.

Он отказался выполнить их требование с таким величием, какого они от него неожидали: занимая престол, он не отречется от своей души и сердца. Потом окинулвзглядом собравшихся. Тут была вся знать, но кого же они выслали вперед, комупредоставили держать слово перед Генрихом? Некоему д’О, всего-навсего О, да они с виду таков: пузатый молодой человек, который благодаря милостям прежнегокороля стал лодырем и вором; один из тех, кто поделили между собой страну идоходы. Так за тем им еще нужен какой-то король? И этот бесчестный негодяйосмелился его, человека, который всю жизнь боролся, наставлять на путь истины иссылаться на единство нации! Да, ведь в назидания пускаются обычно бесчестныелюди! Генрих пристально посмотрел на него и заговорил с особенной твердостью:— Среди католиков моими сторонниками являются все истинные французы и всечестные люди, — После столь явного оскорбления присутствующие смолкли — иоттого, что это бросил им человек с решительным лицом, и оттого, что это былаправда.

Но таких людей убедить еще легче, если за дверью слышится звон оружия. И вотдверь распахивается, топая, входит один из солдат, Живри, он кричит: — Сир!Будем смелы — и вы король! Отступают только трусы. — После этого все, кого онразумел, исчезли. Потом явился Бирон, он хотел заверить Генриха, что ужшвейцарцы-то ему не изменят. Правда, одних швейцарцев мало, их не хватит. «Нозато есть Бирон, костлявый, суровый человек, уже в летах, а все-таки он может,опираясь на большие пальцы рук, обойти вокруг стола; он был моим врагом, инастолько благороден, что признал свою ошибку. И он является ко мне, хотя моидела и обстоят очень плохо». — Бирон! Дайте мне прижать вас к сердцу. С такими,как вы, нельзя не победить.

На земле и на небе

В течение последующих пяти дней новый король видел, что его войско тает итает, как перед тем таяло войско Лиги. Маршал Эпернон, который был еще такнедавно опорой королевства, нарочно поссорился с Бироном, чтобы потом заявить:он, маршал Эпернон, при таком короле не будет вести войну — это же разбой набольшой дороге. Сказал и удалился в свое королевство, в Прованс. У каждого изних было по маленькому королевству, которое они себе отхватили от провинций,входивших в состав большого; туда-то он и удалился, забрав с собой своих дворяни всех солдат. У нового короля не было никакого способа удержать их. Принятькатоличество? Тем скорее покинут его эти же люди. И заслужил бы он толькопрезрение своих собственных соратников и единоверцев, а также иноземных друзей;