Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

тут он многозначительно поднял палец, — ему ведь надо позаботиться и обиноземцах: они должны получить свое жалованье. Иначе они сбегут. Сам он ужепожертвовал фамильными драгоценностями, не допустив, чтобы наемники самочиннодобывали себе вознаграждение. Но об этом он умолчал; христианину не подобаеткичиться своими жертвами, и человеку гордому также. Колиньи предоставилмолодому принцу Генриху, разглагольствовать и предъявлять ему незаслуженныеобвинения.

— Вы позволяете им грабить страну. Я, правда, молод, господин адмирал, ивоюю не так давно, как вы. Но я никогда не думал, что чужеземцы, вместо тогочтобы сражаться бок о бок с нами, будут жечь наши деревни и пытать нашихкрестьян, вымогая у них последние крохи. Деревенские жители убивают мародеровиз вашего войска, ибо это хищные звери, мы же расправляемся все ужаснее слюдьми, которые говорят на машем языке.

— Они не признают нашей веры, — отозвался протестант, трагическинасупившись. Генрих стиснул зубы, иначе у него вырвались бы слова — он с ужасомслышал, как они уже звучат у него в душе, — слова возмущения противрелигии.

— Не может быть, чтобы все это свершалось по воле божией! — воскликнулон.

Колиньи решительно отрезал:

— В чем воля божия, — это вы узнаете, мой принц, в конце похода. Но господьбог, видно, хочет еще сохранить меня для угодных ему деяний: стража опятьпоймала убийцу, подосланного ко мне Гизами.

Про себя он решил держать этого молодого критика как можно дальше. Передбитвой под Монконтуром, которую адмиралу опять было суждено проиграть, онотправил обоих принцев, ради их безопасности, в тыл, хотя один бушевал, адругой горько плакал. Потом снова появилась Жанна д’Альбре, и они стали держатьсовет. После нового поражения протестантское войско лишилось еще трех тысячсолдат, и не оставалось ничего другого, как отвести его на юг, не ожидая, чтобыего меньшая часть присоединилась к нему на севере.

Жанна, как обычно, привезла с собой своих пасторов. Она втайне совещалась сКолиньи, и после этих совещаний павший духом старик еще раз стал победителем.Ибо та внутренняя победа, которую мы одерживаем в своей душе, — это главное,военная победа идет за ней по пятам: так верила Жанна. После совещаний еепасторы запевали псалмы, а войско и его полководец чувствовали себя опятьблагочестивыми и сильными.

И вот войско двинулось форсированным маршем, и обе его разобщенные частидействительно соединились. Протестанты прошли через всю страну вплоть дографства Невер. И отсюда они стали угрожать Парижу. Двор сейчас же зашевелился.Колиньи еще продвигался вперед, а госпожа Екатерина и Жанна уже торговались.Войско еще наступало, а мир был уже подписан, и лишь тогда оно остановилось.Этим договором протестантам была дана свобода вероисповедания.

Генрих радовался вместе с матерью: он видел, что она счастлива. И даже самчувствовал себя счастливым, пока ни о чем не задумывался. Однако во времянаступления он заболел, ему пришлось застрять в каком-то городе, и тут, надосуге, он припомнил все ужасы этой войны и навсегда запечатлел их в своейпамяти. А может быть, он и заболел от злодейств, совершенных протестантскимвойском, как некогда свалился как будто в оспе лишь потому, что его принуждалисделаться католиком.

Генрих не скрыл от адмирала мучивших его сомнений. Он сказал:

— Господин адмирал, вы и вправду верите, будто свободу совести можнопредписать всякими соглашениями и постановлениями? Вы великий полководец, выушли от врага и угрожали королю Франции в его столице. А народ в техпровинциях, куда мы принесли бедствия войны, все равно будет твердить омятежниках, которых называют гугенотами, и не даст нам спокойно молиться там,где мы только что грабили и убивали.

Но победитель Колиньи отвечал:

— Принц, вы еще очень молоды, кроме того, вы лежали больной, когда мыпробивались вперед. Люди скоро все забывают, и только господь будет помнить, начто нам пришлось пойти ради его святого дела.

Генрих не поверил; но если это правда, думал он, то тем хуже, что самомугосподу богу, а не только ему, Генриху, пришлось увидеть, как несчастных людейподвешивают, чтобы они показали, где у них спрятаны деньги, а под ногамиразводят огонь! Боясь сказать лишнее, он отвесил победителю поклон и вышел.

Семейная сцена

За этим последовало недолгое время, когда Жанне и Генриху могло показаться,что они живут на мирной земле, без ненависти, без коварства. Жанна управляласвоей маленькой страной, он — обширной провинцией Гиеннь. Ей уже не надо былокарать, ибо ее подданные снова сделались добрыми протестантами. Генрих же отчистого сердца представлял короля Франции. В самом деле, почему он должен бытьисконным врагом королевского дома? Нет, столь глубоких корней поучения матери внем не пустили. Молодому человеку иногда следует и позабыть о честолюбии.Поэтому, когда Генриху исполнилось восемнадцать лет, он в течение несколькихбыстро пролетевших месяцев твердил: «Довольно я сделал для жизни! Женщины такпрекрасны, и искать их благосклонности — дело более увлекательное, чем война,религия или борьба за престол!»

Он разумел молодых женщин и те мгновения, когда они словно уж и нечеловеческие существа, а скорее богини — до того прекрасно их торжествующеетело. Каждый раз, когда ом познавал их и убеждался, что они из плоти и крови,они все же продолжали казаться ему созданиями другого мира, ибо воображение ижелание тотчас снова их преображало. К тому же это были все новые женщины, такчто он не успевал в них разочаровываться. Генрих слишком часто их менял.