Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

171

серые тучи. Маршал любил ветер, поэтому был без шляпы, не надел он и плаща, таккак вино его разгорячило. Сидя на своей кляче, такой же костлявой, как и онсам, Бирон хоть и покачивался из стороны в сторону, но падать не падал. Этобыло всем известно. Те, кто видел его, узнавали по желтой лысине и жесткомувзгляду: скелет на шарнирах, постукивающий костями. Буря, степь и — смерть наконе. Тут уж стало не до смеха людям, которых губернатор попрятал неподалеку отдома. Маршал угодил в западню, как того и заслуживал. Если бы он даже повернултеперь коня и поскакал прочь, ничто уже не могло бы его спасти. И вот маршалаотделяют всего несколько сот шагов от этого дома, который стоит так уединенно,на голом месте, а под самой крышей виднеется узкий балкончик.

На балконе появляется что-то. Маршал Бирон сейчас же осаживает лошадь, егожуть берет. Значит, предчувствие не обмануло его. Эта фигура, там, набалкончике, не вышла из дома, — слишком уж внезапно она появилась. Что же,значит, она сидела на полу? Такая высокая особа, как мадам Екатерина? Биронвидит ее совершенно ясно, винные пары никогда не затуманивают ему зрение. Ведьон отлично знает старую королеву, знает это крупное, массивное лицо под вдовьимчепцом. И голос ее слышит — его отличишь среди всех. Агриппа недаром в течениечетырех лет изучал эти добродушно-зловещие интонации, он превосходно копируетих.

— Ах ты, мерзавец! — кричит он в степь одинокому всаднику. — Мерзавец, стойтам, где ты есть! Что это за безобразие? Пьянствуешь да латинские стихи по всейстране рассылаешь? И за это ты надеешься прикарманить несколько городов иограбить королевство? Король Наваррский — мой дорогой зятек, и я не сталаждать, пока ты притащишь его ко мне. Лучше, думаю, сама приеду да помирюсь сним: ведь нет ничего легче, если я привезу с собой красивых баб! Что это еще заистория была на мельнице? Где ты тогда пропадал? Вместо того чтобы его поймать,валялся пьяный в шинке?

Маршал выслушал эту странную речь до конца. Когда голос умолк, он уже всепонял, выхватил пистолет и спустил курок. Но поддельная мадам Екатерина успелаблагополучно скрыться, и только в стене наверху чернела дыра. Бирон пришпорилбыло свою клячу, но в эту минуту из-за дома выехал еще один всадник, оказалось,что это губернатор, или так называемый король — молодчик, который не прочьпоиздеваться над заслуженными маршалами. Взгляд у старика становится прямо-такижелезным. Стиснув зубы, он, не сознавая, что делает, поднимает пистолет. —Хорошо, что в нем уже нет пуль! — вызывающе кричит Генрих. — Вы бы так моглиперестрелять весь королевский дом. Я вынужден буду сообщить королеве, что выцелились в нее, господин де Бирон.

Но тот слов не находит от ярости. Наконец он рычит: — Вы подсунули мнечучело — отвислые щеки, толстый нос из воска, а нутро набили тряпками! Но будьтам даже настоящая мадам Екатерина, клянусь богом, я не пожалел бы об этомвыстреле.

— Ну и герой! — подзадоривает его Генрих. — Да передо мной бог Марссобственной персоной!

— А все-таки города будут моими! — продолжает рычать маршал Бирон. — Всяпровинция будет моей. Король Наварры или Франции — мне все едино, виселиц навсех хватит! — Может быть, он и правда крепко сидит в седле и уверенно смотритв будущее; но все-таки он теряет и власть над собой и ясность мысли.

— Негодяй, ты выдал себя! — говорит над его головой знакомый жирный голос:на балкончике опять стоит мадам Екатерина и тычет в его сторону пальцем. Биронвдруг содрогается с головы до пят, рывком повертывает лошадь, мчится прочь. Нотут отовсюду выскакивают вооруженные люди, преграждают ему путь, задерживаютего и не дают приблизиться немногочисленной свите. Начавшуюся рукопашнуюостанавливает приказ губернатора: — Оставьте, пусть удирает! Теперь мы знаем,что это за птица!

Бирон отбыл. Агриппа, наряженный старой вдовой, начинает приплясывать набалкончике, внизу ее аплодируют, неведомо откуда набежавший народ тоже пляшет.Завтра по всей стране будут рассказывать эту историю, и вся страна будетхохотать, как и мы.

Смех — это тоже оружие. Бирон пока спрячется — на более или менеепродолжительное время, а при дворе станет известно то, что нужно, но не больше:насчет балкончика мы умолчим.

Оз, или Человечность

Очередной приступ болезни лишил маршала возможности посылать курьеров вПариж. Его рвало желчью после того унижения, которому он подвергся на глазах увсей провинции и всего королевства, и ему чудилось, что даже до его постелидокатывается насмешливый хохот. Хотя Генрих и умолчал об этом в своихдонесениях, но при дворе было отлично известно, что маршал Бирон стрелял визображение королевы-матери. И король Франции, которого Бирон вознамерилсяповесить, сначала решил вызвать его в Париж и судить в парламенте. Однако мадамЕкатерина убедила своего сына, что если два его врага грызутся, то не надо иммешать. Поэтому против наместника губернатора ничего и не предприняли, аГенриху только наговорили красивых слов.

Все же, пока сбитый с толку Бирон болел, Генриху удалось отплатить ему замногие злодеяния. Губернатору пришлось, увы, допустить даже самые жестокиепроявления мести — до того были разъярены его солдаты, видя зверства врагов. Ноон сам и его люди представлялись не менее свирепыми тем городам, которыепочему-либо сдались наместнику. И с той и с другой стороны достаточно былопустого слуха, чтобы тот, кого этот слух чернил, подвергся свирепой расправе, аона, в свою очередь, вызывала еще более суровые кары. Люди становились тем, зачто их принимали, и, все больше ожесточаясь, старались превзойти друг друга в