Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

191

— Мы друзья, господа! — кричит Генрих; он указывает на ров и на рощу.— Я привел с собою целый полк, чтобы охранять короля!

— Вот дьявол, оказывается, он поджидал нас! — Они растерянно переглянулись ирасступились перед ним. — Мы скачем от Парижа без передышки, никто не мог насобогнать, разве что на крыльях!

Генрих спешился, подошел к окну кареты и снял шляпу. Стекло занесло пылью, иего не открыли. Никто из слуг, стоявших поблизости, и не подумал о том, чтобыраспахнуть перед королем Наваррским дверцу кареты. Но так как все былиизумлены, то воцарилась тишина. Генрих и сам затаил дыхание. И он услышал средиполного безмолвия, что происходит за пыльным стеклом окна. Он услышал, чтокороль судорожно рыдает.

Очень многое пронеслось при этом в памяти Генриха, очень многое. Но лицоничего не отразило, он сел в седло и поднял руку. Поезд тронулся — карета,запряженная шестеркой, форейторы, конвой, арьергард, а также полк Наварры;солдаты двинулись быстрым шагом, легко и бедро. Они не отставали и пешком, ибокоролевский поезд уже не мчался. Все это было очень похоже на бегство, какбудто король Франции без оглядки бежал из своей столицы в самую — своюотдаленную провинцию. Именно так оно и было, и, как ни был Генрих поражен, онвсе понял: «Куда же король едет? Ко мне? Неужели дело дошло до того, что он уменя ищет защиты? Но я сделаю так, что ты никогда об этом не пожалеешь, ГенрихВалуа», — думал Генрих Наваррский, ибо в подобных случаях бывал он сердцемжалостлив и благороден.

Когда они достигли города, уже наступил вечер. Стража у ворот не знала, ктосидит в карете, а жители, смотревшие в окна, едва ли могли разобратьчто-нибудь, так как было темно. Карета и войско двигались во мраке, а еслипопадался висевший над улицей фонарь, король Наваррский посылал кого-нибудьвперед, чтобы его потушили. Возле ратуши он дал знак остановиться. Не успел онсойти с коня, как дверца кареты отворилась. Король вышел: он тут же обнялсвоего кузена и зятя, но молча, не заговорил и потом. Сильнее, чем он этосознавал, жаждал король обнять отпрыска своего дома, хотя бы в двадцать первомколене.

Короля раздражало все вокруг — здания и войска, занимавшие площадь и улицу.Из дома вынесли лампу, и Генрих заметил на лице короля испуг и зарождающеесянедоверие: — Я хочу видеть маршала де Матиньона, — сказал король. Он вспомнил,что должен поддерживать не губернатора, а его заместителя. Нельзя отступать отзаученного плана!

— Сир! Его сейчас нет в Бордо, и гарнизон его крепости нас так сразу невпустит. А в ратуше я дома: Ваше величество здесь будут в безопасности, и васпримут хорошо.

Услышав столь легкомысленные слова, сказанные его зятем и кузеном, корольнахмурился еще больше. Он чуял в этом какой-то умысел и подвох и был отчастиправ; ибо по пути сюда Генрих, несмотря на благородство и чуткость сердца,тщательно обдумывал, где и как лучше всего завладеть этим Валуа. И решил, что,пожалуй, удобнее в ратуше, ибо там всем управлял его друг Монтень. Следуяглазами за взглядом короля, Генрих воскликнул:

— У моего полка одна цель — охранять ваше величество!

А король надменно ответил:

— У меня у самого есть полки.

— Ваши конники, сир, под командой — маршала де Матиньона рассыпались погорам и долинам, чтобы сразиться с моими.

Король вздрогнул. Он понял, что попал в западню. А Генрих, увидев это,почувствовал к нему сострадание; быстро наклонился он к королю и настойчивопрошептал ему на ухо: — Генрих Валуа, зачем же ты приехал? Доверься мне!

На лице несчастного короля отразилось некоторое облегчение: — Пусть твоивойска уйдут отсюда, — потребовал король также шепотом, и Генрих немедленноотдал приказ, чтобы они удалились; но для офицеров добавил: пусть полк остаетсяв городе, отрежет его от крепости и будет готов отразить нападение врага.Валуа, мы не уверены друг в друге. Он был счастлив доложить:

— Сир! Мэр города и господа советники!

Вышли четверо мужчин в черном, они опустились перед королем на колени. Одиниз них, с золотой цепью на груди, приветствовал короля по-латыни, чистотукоторой король не мог не отметить; это было тем похвальнее, что классическиеобороты трудны в обыденной речи, особенно же они трудны для южанина. Королюбыло приятно, минутами он почти забывал об опасности. Он попросил советниковвстать и, наконец, проследовал в ратушу. Иные потом утверждали, что лишькрасноречие господина Мишеля де Монтеня побудило его это сделать.

Наследник престола

Сначала мэр города ввел короля в самую обширную залу. Ввиду стольнеожиданного приезда его величества ее не успели еще должным образом осветить.Далекие тени в углах тревожили Валуа, он потребовал, чтобы ему отвелинебольшую, но ярко освещенную комнату, поэтому отперли библиотеку мэра. КорольНаваррский приказал своим дворянам нести охрану вместе с дворянами короляФранции. Валуа, уже входя, обернулся и громко заявил: — Здесь, у дверей, будуттолько мои! — А Генрих отозвался не менее решительно: — А мои займут выход!

Так они, каждый обезопасив себя, перешагнули порог. Монтень хотел остатьсясо свитой, но король приказал ему войти. На лице его появилась угрюмая усмешка,и он сказал: — Господин де Монтень, вы заседаете в моей палате. Эта комнататесна. Если сюда ворвутся убийцы, мы погибнем в схватке все трое. Вызаблаговременно предупредите меня об опасности?

И у Монтеня изменилось лицо — может быть, он придал ему выражение насмешкии, уж конечно, преданности. Он сказал: — Omnium rerum voluptas… Во всемименно опасность нам приятна, хотя как раз ейто и надлежало бы насотталкивать.