Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

собственноручно вскрыла и снова запечатала. Об этом письме вспомнил иГенрих.

А старуха стала еще проще и сказала: — Дитя мое! — сказала прямо-такидружелюбно.

— Дитя мое, мы не случайно здесь одни. Вы поступили хорошо и правильно, чтопрежде всего явились ко мне, иначе я сама пригласила бы вас, чтобы датьнекоторые разъяснения по поводу смерти вашей матери, моей дорогой подруги. Тот,кто не знает, как было дело, может в самых естественных событиях усмотретьтайну, и это вызовет в нем озлобление.

«Ловко разыграно!» — подумал он и ответил: — Вы совершенно правы, мадам, ясам в этом убедился. Никто из тех, кто видел мою мать-королеву незадолго до еесмерти, не поверил бы, что ее жизнь уже под угрозой.

— А вы, дитя мое? — напрямик спросила Екатерина, и притом с такойматеринской заботливостью, как будто она самая честная старуха на свете. Вотон, этот миг! Ведь именно ради этих слов Генрих явился сюда. И сейчас он долженкрикнуть: убийца! Так представлял он себе расплату с мадам Екатериной до того,как этот миг настал. Однако юноша медлил. Его жгучая ненависть натолкнулась нанеожиданное препятствие. — Я жду ваших разъяснении, — изумленно услышал онсобственный ответ.

Двое в черном

Она кивнула с довольным видом. Затем слегка повела плечом, подавая знак двумшвейцарцам, охранявшим вход во внутренние покои. Солдаты опустили пики,распахнули обе половинки двери. Тотчас вошли двое одетых во все черное мужчин —высокий и поменьше. Они были с непокрытой головой, без оружия, но на их лицахлежала печать какого-то скорбного достоинства. Они склонились, как иполагалось, сначала перед королевой Франции, затем перед королем Наваррским,потом замерли, ожидая знака, приказа королевы, и, как только она милостивоопустила руку, заговорили, обращаясь к Генриху:

— Я Кайар, бывший лейб-медик ее величества королевы Наваррской. — Эти словапроизнес долговязый и, видимо, сам глубоко проникся их торжественностью.

— Меня зовут Дено, я хирург. — Это был совсем другой тип, он с удовольствиемобошелся бы без казенной скорбности.

— По приказу ее величества, я, Кайар, член факультета, четвертого июля, вовторник, был вызван в дом принца Конде и нашел королеву в постели, у нее былприступ лихорадки.

«Стакнулись, — подумал Генрих, — и теперь будут без концаразглагольствовать». Он сел.

— А какое лечение вы применили? — спросил он вторично мужчину в черном. —Клистир?

— Это не мое дело, — ответил хирург, — этим вот он занимается, — и толкнуллоктем своего коллегу.

Врач побелел от гнева, однако продолжал с полным самообладанием:

— Я, Кайар, член факультета, незамедлительно произвел обследование иустановил, что правое легкое у королевы весьма сильно поражено. Заметил я такженеобычное затвердение и предположил наличие опухоли, которая могла прорваться ивызвать смерть. Согласно этому, я и записал в своей книге: ее величествокоролева Наваррская проживет не более четырех — шести дней. Это былочетвертого, во вторник. А в воскресенье, девятого, наступила смерть. — И онпротянул Генриху упомянутую книгу с записями.

Генрих бросил беглый взгляд на каракули врача. Второй, одетый в черноемужчина состроил такую рожу, которая ясно говорила, что заявлениям первогоникакого значения придавать не следует, разве что комическое, и, видимо, решив,что пора высказаться, начал очень просто:

— Я всего лишь хирург Дено и совсем не знаменит, ваше величество, вероятно,никогда не слышали даже моего имени. Но вы, бесспорно, знаете прославленногогосподина Кайара, красу факультета. Его вскормила наука, а я всего лишьскромный ремесленник и работаю пилой. Он предрекает людям точный час их смерти,вопрошая, если нужно, даже звезды. Я же вскрываю тела людей после их смерти ипритом все-таки кое-что нахожу, чего отрицать нельзя, ибо мои находки можноувидеть и ощупать. Но потом оказывается, что все это уже заранее было записанов сивиллиной книге великого Кайара, почему я остаюсь его ничтожным помощником.— И он отвесил врачу низкий поклон.

А тот принял похвалу как нечто вполне заслуженное. — Так вот, — продолжалКайар, — когда королева скончалась, я, следуя ее воле, выраженной еще прижизни, поручил здесь присутствующему хирургу Дено произвести вскрытие еетела.

Сын покойной вскочил: — И вы это сделали? И вы осмелились?

Кайар продолжал хранить вид скорбный и достойный. — Не только тело еевеличества приказал я по ее велению вскрыть, но и голову. Ибо королева страдалаот мучительной щекотки в голове и опасалась передать какую-то неведомую болезньсвоим детям. Она настаивала, хоть я и напоминал ей о том, что ничто непередается по наследству без воли господней.

— Докажи! — воскликнул Генрих и топнул ногой. — Иначе я ни одному словутвоему не поверю!

Тут врач и в самом деле извлек какой-то свиток, протянул его Генриху, июноша прочел имя своей матери, написанное ею самой, это было несомненно. Асверху другим почерком были записаны ее распоряжения, о которых рассказалврач.

— И что же вы нашли? Скорей, я хочу знать!

Теперь заговорил хирург. — В теле оказалось все так, как и предвиделгосподин Кайар, — уплотнение пораженного легкого и опухоль, которая, лопнув,явилась причиной смерти. А в голове — вот что.

Точно фокусник, чуть улыбающийся удавшемуся фокусу, он указал на стол, гдележал большой, весь исчерченный лист бумаги. Еще за мгновение перед тем столбыл пуст. Генрих склонился над листом и вздрогнул: на бумаге выступали контурычерепа, это был череп его матери. А хирург продолжал:

— Когда я распилил голову королевы…

— В моем присутствии, — торопливо вставил врач.