Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

воспоминание о реке, оставшейся позади, — то последняя радостная картинаширокого мира, светлые облака плывут в небе, вода поблескивает между челнами ссеном, тяжеловозы тащат по берегу грузы под крик и гогот простого люда, которыйни о чем не догадывается.

«Но здесь убили мою мать — убили! здесь!» Им вдруг овладевает ярость. Бурноразрастается, ослепляет. Кто-то трогает его за плечо — один из друзей, и Генрихслышит, как тот говорит: — Они заперли за нами ворота.

Его мысль сразу становится холодной и ясной. Охрана Лувра в самом делепоспешила отрезать Генриха от моста, и его вооруженный отряд не успел проехать.Люди Генриха подняли шум. Он приказал им успокоиться, обрушился на привратникови, конечно, услышал в ответ лишь отговорки: для стольких протестантов-де иместа не хватит!

— Так потеснитесь!

— Да вы не беспокойтесь, господин король Наваррский, в Лувре хватит местадля всех гугенотов, которые войдут в него! Чем больше, тем лучше. — Тутлучники и аркебузиры решительно встали по краям моста и крепко сжали в рукахоружие.

Генрих оглядел своих немногочисленных спутников, затем во главе отрядапроехал еще ровно двадцать футов, как он прикинул на глаз, потом копыта сновазастучали по доскам — это был подъемный мост. А вот и двери — двери Лувра,темные и массивные, меж двух древних башен. И наконец свод, настолько низкий,что всадникам пришлось спешиться и вести лошадей в поводу. Одной рукой онивзялись за уздечку, другая невольно легла на рукоять пистолета, И еще двадцатьфутов отсчитал Генрих, весь охваченный тревожным ожиданием. Так он вошел водвор.

Во дворе была теснота, но, невзирая на множество людей, все выглядело вполнемирно. Здесь были только мужчины — всех сословий, вооруженные и безоружные,предававшиеся самым разнообразным занятиям: придворные спорили или играли вкости, горожане входили и выходили из дверей присутствий, помещавшихся в нижнемэтаже самого старого здания. Прервав свою работу в жарких кухнях, повара ислуги выбегали подышать холодноватым воздухом: на этом дворе людей прохватываладрожь даже в июле. Посередине еще виднелся фундамент разрушенной башни; этобыла самая толстая башня замка, с древних времен громоздилась она здесь, бросаятень на весь двор. Лишь король Франциск, двоюродный дед Генриха, снес ее. Ивсе-таки света было в этом дворе не больше, чем на дне колодца. Он так иназывался: Луврский колодец.

Приезжие затерялись в пестрой толпе. Генрих и его спутники не увидели здесьни одного знакомого лица. Но когда они попытались пробраться со своими лошадьмичерез толпу, королевская стража остановила их.

— Назад, господа! Да, да, без возражений! Вернитесь! Назад, через мост,конюшни снаружи, никаких исключений, особенно для гасконцев, у которых дажеслуг нет.

Вот как их встретили! Генрих не открыл, кто он, запретил говорить иостальным и в ответ только начал потешаться над молодым офицером, начальникомохраны. Это продолжалось до тех пор, пока тот не схватился за шпагу; тогдадолговязый дю Барта обезоружил его и крикнул, пожалуй, слишком громко: — Это жекороль Наваррский!

Вокруг них уже толпился народ; послышался шум и спор, лейтенанта с трудомоттащили от его противника, так как он не желал отпустить гугенота: — Он такойже король Наваррский, как я король Польский. — Наконец кто-то растолкал толпуглазеющих слуг, и Генрих увидел, что это его собственный слуга Арманьяк,которого здесь уже знали. Арманьяку удалось убедить их, что это правда,впрочем, лишь пустив в ход все свое красноречие. Заверения простых людейуспокоили и господ, и все отступили на почтительное расстояние от будущего зятяфранцузского короля… Д’Арманьяк держался рядом со своим господином, а подругую сторону шел молодой офицер, опасавшийся еще каких-либо недоразумений.Когда они очутились, у подножия лестницы, офицер сказал, стараясь оправдатьсвое усердие:

— Еще и месяца нет, как тут вот лежал мой начальник с перерезанным горлом. Амой предшественник, некий господин де Линьероль, упал с лестницы и убилсянасмерть; как это случилось, никто не знает.

Стремясь загладить свою вину, он выдал тайну, прошептав: — А прямо надлестницей-то и живет королева, мадам Екатерина. — Испугавшись этих слов, онвдруг умолк и не сделал дальше ни шагу.

Д’Арманьяк проводил Генриха в его комнату. Этот дворянин, исполнявшийдолжность слуги, опередил своего господина и уже успел все приготовить — дажебак, до половины налитый водой и столь огромный, что, не будучи великаном,король вполне мог сидеть в нем. А какие одежды тут были разложены — молодойсельский государь никогда таких не носил! Сплошь белый шелк, затканныйблистающими узорами, самый красивый свадебный наряд в мире. Генрих догадался,что за его изготовлением наблюдали глаза матери, и его собственные сейчас женаполнились слезами.

Королева Жанна не заказала ему траурной одежды, — значит, она не ожидаласмерти и была сражена внезапно. Нет, это была не болезнь, а яд. Генрихуказалось, что теперь он уверился окончательно, и в ту минуту он был даже этомурад. Сейчас он предстанет перед убийцей его матери.

Злая фея

Генрих приказал доложить о себе старой королеве, и, когда он был готов, заним явились два дворянина. Долго шли они втроем по дворцовым комнатам, необменявшись ни словом, и он понял, что молчат они из осторожности. В другоевремя он забросал бы их вопросами, но сейчас был одержим одной-единственноймыслью — он думал только о ненависти. Но вот провожатые распахнули двери вприемную королевы, почтительно склонились и оставили его одного. У двери, в