Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

190

благодеяния были куда существеннее, и он становился ее неоплатным должником —она надеялась, навсегда.

Дама хлопнула в ладоши, из рощи вылетели два всадника: какие-то незнакомыеофицеры. Только когда они сошли с коней, Генрих увидел у них на перевязи своицвета. Сняв шляпы с перьями, они взмахнули ими над самой землей и попросили уграфини Грамон разрешения представить королю Наваррскому его новый полк. Онамилостиво кивнула. Снова шляпы до земли, и офицеры галопом ускакали обратно;Генрих не успел и опомниться. Никому не было дано так изумлять его и переноситьв царство чудес, как Коризанде.

— Сир! Я честолюбива, — заявила она, желая пресечь всякие изъявленияблагодарности. — Я хочу видеть вас великим.

— Боюсь, что вы зря потратите ваши деньги. Даже если я стану королемФранции, я не смогу достойно отплатить вам за то, что вы сейчас делаете.

Им овладел восторг. На глазах его выступили слезы: волей-неволей он былвынужден преклониться перед своей великой подругой. Разве не от самих женщинзависит его отношение к ним? Либо они воодушевляют его, либо он смотрит на нихпренебрежительно. Они сама жизнь, вместе с нею меняется и ценность женщины.Графиня Диана достигла ныне своей наивысшей цены, и она понимала это. Ее заслугабыла в том, что она не давала ему произнести те слова, о которых он мог бывпоследствии пожалеть; и она поступила весьма благоразумно, удержав его.

— Молчите, сир! Но когда вы в один прекрасный день въедете в столицу вашегокоролевства, не забудьте поднять взор к одному из балконов. Вот и все, этогодостаточно.

— Вы въедете в столицу вместе со мной, мадам.

— Разве это может быть? — спросила она, замирая от волнения, ибо — увы! —когда забьется сердце, разум умолкает.

— Вы будете моей королевой. — Тут он торжественно поднялся и посмотрелвокруг, словно ища свидетелей, хотя их было поблизости немало. И действительно,из кустов вышли его люди, а вдали показались спутники графини. И вдруг лицокороля омрачилось, он топнул ногой и резким тоном воскликнул:

— А кто меня выдал моим врагам? Но они не поймали меня, им удалось захватитьтолько моего слугу? Я знаю, кто! Покойная королева Наваррская!

Он так ненавидел Марго, что называл ее покойницей. Она его покинула,укрепилась в городе Ажене и там умышляла его гибель. Он желал ей того же.Стоявшая перед ним графиня испугалась: она увидела стихийное кипение чувств. «Ачто я для него? Совсем чужая. Что останется после меня? Его письма — толькослова, да и те он говорит самому себе. Лишь тот, кто одинок, обращается к своеймузе». На миг графине точно открылось будущее: она увидела бесконечные обиды,он вечно будет обманывать ее, никогда не женится, в конце концов начнет дажестыдиться своей подруги, ибо фигура ее расплывется, на коже появятся пятна… Номгновение промчалось — вот она уже снова ни о чем не догадывается. Грянулибарабаны, и появился полк.

Разделенный надвое, быстрым шагом, легким и бодрым, он вышел из-за рощи, нашироком лугу обе половины соединились и сомкнули ряды. Офицеры доложилиграфине, что ее полк прибыл. А она, словно приглашая короля принять этот дар,слегка присела, подобрав свое длинное платье. Он взял ее за кончики пальцев,приподнял их и подвел даму к выстроившимся во фронт солдатам. Тут она опятьсклонилась перед ним, и на этот раз очень низко; затем воскликнула — и голос еезвонко прокатился над головами двух тысяч солдат:

— Вы служите королю Наваррскому!

Король поцеловал руку графине Грамон. Он приказал знаменосцу выйти вперед, ак ней обратился с просьбой освятить знамя. Она сделала это и прижала тяжелыйзатканный шелк к своему прекрасному лицу. Затем король Наваррский один прошелпо рядам, он схватывал то одного, то другого солдата за куртку, узнавал их ивдруг кого-нибудь обнимал: этот уже служил ему. И всем хотелось услышать то,что он говорит каждому из них; наконец он обратился ко всем.

— И я и вы, — заявил он, — сейчас белые да чистые, как новорожденные, нодолго такими не останемся. Наше военное звание требует, чтобы мы были сплошьпорох и кровь. Целым и невредимым остается только тот, кто хорошо мне будетслужить и не отступит от меня даже на длину алебарды. Я всегда умел справлятьсяс лентяями. Тесен путь к спасению, но нас ведет за руку господь…

Так говорил король Наваррский, обращаясь к двум тысячам своих новых солдат,а они верили каждому его слову. Тут же грянули барабаны, колыхнулось знамя, ион вскочил на коня. У него уже не было времени подставить руку графине, чтобыона, опершись на нее ногой, тоже могла сесть в седло. Она села сама и помчаласьвпереди своих придворных дам и кавалеров.

Генрих не посмотрел ей вслед: у него был свой полк.

Во весь опор

Едва достиг он со своим полком большой дороги, как вдали на ней заклубиласьпыль; что могло там быть, кроме врага? Уже доносился топот копыт. Генрих велелсвоим солдатам залечь во рву, а часть спрятал в лесу, пока не выяснится, накого придется нападать. Между тем из желтых облаков пыли уже вынырнули первыевсадники; сейчас они будут здесь. Вперед! Генрих и его дворяне ставят конейпоперек дороги и хватают скачущих за поводья. От толчка один вылетает из седлаи, уже валяясь под копытами, кричит в великой тревоге:

— Король Франции!

В это мгновение облако пыли оседает, и из его недр появляется то, что онаскрывала: карета, запряженная шестеркой, форейторы, конвой, свита — поезднесется во весь опор. Генрих уже не успевает очистить дорогу, и карета,покачнувшись, вдруг останавливается. Кучер осадил лошадей, они дрожат, а онбранится, всадники приподнимаются на стременах, иные размахивают оружием.