Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

115

погружения в себя: чье-то великое дыхание пронизало его и заставилоговорить.

— А вы вообразите себе следующее: войско, целое войско опускается на колении, вместо того чтобы атаковать, начинает молиться; так глубоко оно убеждено втом, что ему уготована победа.

И это предсказание Генрих тоже сберег в своей душе до определенного дня.

Так завершилась их беседа. Стража во главе с офицером отвела друзей обратнов лагерь. Их уже искали. Возникло опасение, что король Наваррский бежал.

Вниз головой

Тем временем Париж наводнили невиданно блистательные господа в драгоценныхмехах. Это были поляки, приехавшие за своим королем, ибо д’Анжу все-таки избралина польский престол при великом ликовании польского народа, который собралсядля этого на огромном поле. Казалось, новому королю следовало поторопиться:чего еще ждать от этой неблагодарной крепости, которая никак не хочетсдаваться! Но истинная причина, если бы только он мог признаться в ней,заключалась в том, что он ждал смерти своего брата Карла. Все же приятнее бытькоролем Франции, чем Польши. Карл, который отлично был об этом осведомлен, слалему в Ла-Рошель одного гонца за другим, торопя его с отъездом. Ведь ивыздороветь легче, если нет подле тебя никого, кто бы каждый день и каждый часнадеялся, что у тебя вот-вот из всех пор брызнет кровь.

Мадам Екатерина относилась к обоим сыновьям по всей справедливости: онанастаивала на отъезде своего любимца, чтобы больной успокоился. А вместе с темпозаботилась о том, чтобы в случае чего права любимца остались за ним. Успех вПольше, забота о преемнике Карла и виды на Елизавету Английскую, которой онапослала весьма приукрашенный портрет Двуносого, — все это требовало от мадамЕкатерины немало сил и внимания, и она уже не могла в любую минуту сказать окаждом, как у него и что. А уж ей ли не знать, насколько это важно, если хочешьвластвовать сама, держа других в подчинении. Будь у мадам Екатерины голова нестоль забита, все дальнейшее едва ли случилось бы.

Уже само путешествие к границам государства происходило как-то беспорядочно.Ведь двор непременно должен, был сопровождать польского короля до самойграницы. Но целым двором ехать трудно даже в обычных условиях. А каково это,если обстоятельства требуют особого величия и к тому же сопровождающиекоролевский поезд поляки расскажут обо всем в Варшаве? Кареты, всадники,скороходы, вьючные животные, возы с припасами, вокруг идут солдаты, сзадитащатся зеваки и нищие, и все это движется через всю страну, катится и топаетпо дорогам, по глубоким колеям. А ведь гати из высохшей глины легко размываютсядождями. Когда идет дождь, на кареты надевают чехлы, всадники закутываются вплащи. Все спешат, бранятся, съеживаются. Народ уже не сбегается со всехсторон, чтобы поглазеть, разинув рот, или бухнуться на колени. Кругом широкиеоткрытые равнины, на которые льются потоки дождя, только там и здесь средипашни выпрямится крестьянин, неодобрительно поглядит на странствующий двор иснова согнется под мешком, которым он накрылся. Порядочные люди сидят дома илитрудятся, накрывшись мешками. А двор кочует под дождем, точно цыганскийтабор.

Но вот выглянуло солнце, и вдали уже показался город — двор опятьпреисполнен величия. Стаскивают чехлы с карет, вспыхивает позолота,привинченные к ним короны блестят, развеваются перья. Всюду бахрома и блеск,шелк и счастье. Одни придают себе заносчивый, вид, другие улыбаются — ктострого, кто милостиво. Наконец поезд входит в город. Двор горделиво принимаетвсе, что положено, — почтительность, склоненные спины. Звонят колокола.Старейшины города подносят хлеб-соль и уплачивают налоги под решительнымивзглядами вооруженных людей. Карла Девятого приветствуют, приходится выпитьцелую чашу вина.

Это пошло ему во вред, бедняге королю уже было не под силу осушать стольвместительные сосуды, его утомляли и тряска, и шум, и постоянная близостьтолпы. Но хуже всего переносил он воспоминания, а они неотступно преследовалиего, они путешествовали вместе с ним, как бы далеко он ни отъехал от замкаЛувр. Поэтому он молча выслушивал торжественные приветствия, недоверчивокосился на всех, кто пытался протолкаться к нему поближе; ибо отныне и до концаон обречен быть один. Двор таскал его за собой, по всем путям и дорогам, оттолпы к толпе, хотя все ему опостылели и он им опостылел. Исхудавший и опятьпобледневший, он чувствовал себя столь же далеким от всего, что его окружало,как чувствовал себя, когда был еще бледным, надменным мальчиком, таким, как насвоих портретах.

Карлу не удалось добраться до границы своего государства. В местечке Витриего пришлось оставить. Дворяне злоупотребили его именем, чтобы состряпатьВарфоломеевскую ночь, они бросили его больного в Витри и поехали провожатьдальше его брата д’Анжу. Только кузен Наварра остался с ним, но у того былисвои причины. И Карл угадал, какие: Генриху, конечно, хотелось удрать. Он,видимо, считал, что вокруг одра больного уже не шныряют шпионы. Кареты сфрейлинами укатили, и старая королева сейчас не следит за ним. Почему же он небежал на юг? Но Генрих лелеял более широкие планы, вернее, — болеебезрассудные. Он дал кузену Франциску уговорить себя и обещал податься с ним вГерманию. Протестантские князья, дескать, их обоих только и ждут. Соединившисьс ними, кузены вторгнутся в королевство, кузен Франциск сядет на престол,раньше чем его брат д’Анжу успеет вернуться из далекой Польши. Карл уже и всчет не шел.

Между Суассоном и Компьеном д’Алансон и Наварра попытались бежать, но былисхвачены.