Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

принц Наваррский, ревнители истинной веры приветствовали его в необычайнойпотайности, расстроенные и встревоженные.

— Не ездите дальше, принц, оставайтесь с нами, скорее мы все до одногоумрем, чем отдадим вас врагам. — И везде он слышал одно и то же. Седовласыйгугенот, которого внуки принесли к Генриху, поднял дрожащую руку и,благословляя его, произнес глухим и глубоким старческим голосом:

— Хвала господу, что дал мне увидеть вас! Когда всех нас уничтожат, вы,государь, отомстите и поведете истинную веру к победе.

Потом раздались со всех сторон уже знакомые Генриху заклинания: пусть, радигоспода бога, не ездит дальше.

Позднее Бовуа ответил на вопросы Генриха так:

— Не давайте себя запугать! Эти люди боятся? Тем ревностнее будут онислужить нашей вере. Они ожидают всяких бед только от того, что королева-матьрешила встретиться с испанцами. Мы, однако же, знаем мадам Екатерину: онаскорее схитрит, чем пойдет на кровавую резню.

— А если испанский дьявол ей прикажет? — заметил Генрих, даже не ожидаяответа, так уверен он был в смертельной ненависти Габсбурга, которая есть ибудет вовеки.

Бовуа попытался объяснить мальчику, что Екатерина, быть может, ничегострашного и не замышляет, а хочет лишь оправдаться перед всемирнымкатолицизмом, что не всегда посылала против своих протестантов войска, ноиногда старалась поймать их в сети уступчивости. В худшем случае она попросит уФилиппа помощи на том, дескать, основании, что иначе ей не усмирить своихподданных-реформистов.

Тщетно старается Бовуа, доводы учителя не убеждают Генриха, его воображениеполно страшных картин, оно непрерывно работает, его возбуждают все этивстревоженные лица, перешептывания, намеки, предостережения, которыесопровождают мальчика во время всего путешествия. А в конце пути должнопроизойти то событие, предощущением которого полна его душа; что именно, он незнает, но чувствует: неведомое уже при дверях, и если даже оно не свершится, онвсе равно готов увидеть его и услышать.

Так Генрих достиг в свите сильнейших города Байоны, совсем поблизости отземли Беарн, его родины. Здесь можно ждать всего, это ведь те места, — да, тесамые, — где он жил с отцом и матерью в раннем детстве. Здесь он чувствовалсебя дома. Мягко, словно родные, искони знакомые звуки его французского имени,журчит река Адур; а вон те сгустки света, чьи очертания теряются в темно-синемнебе, те вершины — это его горы, это Пиренеи. Однако Генриху, столь горячотосковавшему по ним, теперь ни разу не пришло на ум там укрыться.

Когда, наконец, испанцы приехали, оказалось, что это всего-навсего молодаяженщина, Елизавета Французская, королева Испании, родная дочь Екатерины, и вкачестве начальника ее свиты — герцог Альба. С ним-то мадам Екатерина и вела сглазу на глаз важнейшие переговоры.

Зала охранялась снаружи. Первой появилась старая королева, она прошла вдольряда окон и подняла все занавеси. На противоположной стене висели толькокартины. Затем она села на высокое кресло с прямой спинкой, откуда видны былидвери. Позади нее чернел камин. Его огромное отверстие было полно зеленыхветок: стояла середина июня.

Герцог Альба вошел, откинув голову, выступавшую из жестких брыжжей. Он несклонил ее и шляпы не снял. На ходу он старался не сгибать колени, лицо у негобыло немолодое, но гладкое. Никакие испытания не смогли бы на нем оставитьсвоих следов, так оно было надменно.

Альба остановился, однако не из почтительности, а в позе обвинителя, и сразуже, без всякого вступления, объявил королеве, что его государь, великий корольФилипп Испанский, ею недоволен. Она слушала без возражений, да герцог и не ждалих, но все говорил суровым и жестким тоном о том, что она пренебрегла своимиобязанностями по отношению к святой церкви и к ее земной деснице, держащей меч,— к дому Габсбургов. Екатерина слушала молча, пока он не кончил.

Потом спросила своим жирным голосом, сколько же ей предлагает испанскийкороль за то, чтобы она все королевство сделала католическим. — Это ведь стоитнедешево, — добавила она.

— Нисколько. Не торгуйтесь, а не то вам придется впустить наши войска ипризнать дона Филиппа верховным сувереном вашего королевства.

Екатерина ответила, и тут ее голос дрогнул: господь не захочет этого, ведьдоверил же он именно ей, Екатерине, французское королевство и послал сыновей.Однако она обещает королю Филиппу, что больше не станет вызывать его гнев итерпеть протестантскую ересь, У нее-де всегда были самые благие намерения, нонедостаток силы приходилось восполнять изворотливостью.

— Сколько стоит здесь у вас удар кинжалом? — спросил Альба.

Екатерина несколько раз шумно вздохнула, она сделала попытку усмехнуться, вовсяком случае в ее тоне прозвучала ирония.

— Десять тысяч ударов кинжалом стоят столько же, сколько пушки, сожженныегорода и междоусобная война.

— При чем тут десять тысяч? — презрительно отозвался Альба. — Я имею в видуодин-единственный. — Лишь теперь соблаговолил он приблизить свое лицо с узкой,острой бородкой к уху сидевшей в высоком кресле королевы. И сказал:

— Десять тысяч лягушек — это все-таки не лосось.

Екатерина сделала вид, будто обдумывает его слова, хотя отлично поняла ихсмысл: чтобы выиграть время, она повернулась к дверям, потом к высоким окнам.Про камин позади ее кресла она забыла. Затем так понизила голос, что даже Альбас трудом разбирал ее слова:

— Под лососем вы должны разуметь по крайней мере двух особ.

Теперь заговорил шепотом — и он. Они шептались довольно долго. Потом ихголовы отодвинулись одна от другой, герцог отступил, все такой же деревянный,