Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

леса зеленели до самого неба; и радовался глаз, скользя по ним, особенно глазвладельца. Старик д’Альбре, сельский государь, владел склоном Пиренеев по этусторону хребта, со всеми прилегающими к нему холмами и долинами и всем, что тампроизрастало и множилось: плодами, скотом, людьми. Он владел самым южнымуголком Западной Франции: Беарном, Альбре, Бигоррой, Наваррой, Арманьяком —старой Гасконью. Он именовался королем Наварры и был бы, вероятно, простоподданным короля Франции, обладай тот всей полнотой власти. Но королевство былорасколото надвое католиками и протестантами — притом во всех своих частях и ужедавно. А для провинциальных государей, подобных королю Наваррскому, это служилосамым подходящим предлогом, чтобы сделаться самостоятельными и отнять у соседавооруженной рукой все, что удастся, — хотя бы только холм с виноградником.

Да и по всей стране грабили и убивали во имя обеих враждующих вер. Людиотносились к различиям этих вер с глубочайшей серьезностью; между теми, комураньше и делить было нечего, возникала теперь смертельная вражда. Иные слова,особенно слово «обедня», имели столь великую власть, что брат брату становилсячужаком, — уже не родная кровь. Почиталось естественным призывать на помощьшвейцарцев и немцев: если они исповедовали истинную веру, то есть либо ходили кобедне, либо не ходили, — этого было достаточно, чтобы предпочесть ихинакомыслящим соотечественникам и предоставить им право участвовать в грабежахи поджогах.

Эта религиозная воинственность всего населения была его правителям бесспорновыгодна. Разделяли они его верования или не разделяли, но, пользуясьмеждуусобицей и разбойничая во имя религии, они могли расширять свои владенияили, встав во главе маленьких, незаконно созданных отрядов, вести за чужой счетжизнь, не лишенную приятности. Гражданская война стала для иных прямо-такиремеслом, хотя для большинства жителей она была бедствием. Зато им оставаласьих вера.

Старик д’Альбре был добрый католик, но без крайностей. Никогда не забывалон, что и его подданные-протестанты плодят детей, а те становятся полезнымиработниками, пашут землю, платят подати, приумножают богатство страны и своегогосподина. Поэтому он спокойно разрешал им слушать протестантские проповеди, аего солдаты охраняли пасторов не хуже, чем капелланов. Вероятно, он понимал ито, что число протестантов, называвших себя гугенотами, все возрастает, и этоскорее на пользу его самостоятельности, чем во вред, ведь двор в Париже, насамом деле, уж чересчур католичен. Сам же он принадлежит к числу тех феодальныхсеньоров, для которых главное — не допускать, чтобы король Франции забрал всвои руки слишком большую власть. За последнее время они пользовались для этойцели гугенотами, ревнителями молодой, новой веры, которые общались с истиннымбогом, хотя от этого мягче не становились.

Гугеноты были бунтовщиками и против светской власти и против духовной. Дажев Беарне мужики уже потребовали: пусть им покажут, где это в библии сказано проналоги. А нет, так они и платить не будут! Ну, старик умел с ними ладить, он исам ведь был вроде них. Пошуметь они любили, но неизменно сохраняли трезвостьсуждений. И сражались храбро, не забывая в то же время о своей выгоде.

Подобно им, старик носил баскский берет, когда не надо было надевать шлем ипанцирь, и любил свой родной край, как самого себя, — именно вот этот кусокземли, который он мог охватить взглядом и всеми другими своими чувствами. Когдародился на свет его внук Генрих, дед постарался, чтобы это произошло в замкеПо, и только по его требованию дочери Жанне пришлось на сносях совершитьпутешествие. Мало ему было и того, что она во время родовых схваток пела наместном наречии хорал «Adjudat me a d’aqueste hore», чтобы внук его былжизнерадостным и не знал уныния. Едва мальчик родился, как старик дал емупонюхать местное вино, и, когда дитя качнуло головкой, признал в нем свою плотьи кровь и тут же натер ему губы чесноком.

Так, после двух мальчиков, которым не суждено было выжить, этот все-такиуцелел, поэтому старик завещал дочери все свои владения и свой титул. ТеперьЖанна стала королевой Наваррской. Ее супруг, Антуан Бурбон, командовал войскамифранцузского короля, так как состоял с ним в дальнем родстве и был егогенералом. Большую часть времени он проводил в походах. Жанна страстно еголюбила, пока он не начал домогаться других женщин; однако она никогда невозлагала на него особых надежд, к тому же ему было суждено рано умереть. Еепритязания шли гораздо дальше того, о чем мог мечтать он: ведь ее матьприходилась родной сестрой Франциску Первому — тому самому королю, которому такне повезло в сражении при Павии против Карла Пятого; однако власть французскойкороны внутри страны Франциск расширил и укрепил.

После смерти отца Жанна д’Альбре сделалась непомерно важною дамой, но земельБеарн, Альбре и Наварра, составлявших целое королевство, ей все-таки казалосьнедостаточно. У ныне царствующего короля Франции из дома Валуа оставалось ещечетыре сына, поэтому, побочная ветвь Бурбонов едва ли могла рассчитыватьполучить власть в скором будущем. Однако Жанна дерзко предрекла сыну своемуГенриху самую необыкновенную судьбу, о чем позднее вспоминали с удивлением;должно быть, она имела дар ясновидения. Но ею руководило только честолюбие, этастрасть выковала в столь хрупкой женщине несгибаемую волю, и это наследие,которое она оставила сыну, немалым грузом легло на его судьбу.

Едва мальчик к ней вернулся, как Жанна прежде всего стала преподавать емуисторию их дома. Она не замечала, что он все время жмется к хорошенькой