Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

заметны. Главное же, ей хотелось обстоятельнее рассмотреть весь облик исложение этого нового мужчины. Ибо мадам Маргарита была тонкой ценительницейгармонической стройности — будь то мужские тела или латинские стихи. Ее новыйвозлюбленный возился со своими брыжжами — праздничный наряд из белого шелкабыло трудно расстегнуть. Рукава с буфами должны были делать его шире в плечах иýже в талии. И бедра от этого казались широкими и сильными, и длиннеевыглядели по-юношески худые ноги: в известной мере, конечно, можно создатьискусственно такое впечатление! Поэтому ученая дама ждала, когда он разденется,с некоторой тревогой. Но, оказывается, он в действительности даже лучше, чемсулила его оболочка. Мадам Маргарита произвела некоторые сравнения и впервыевынуждена была признать, что все требования античности, которые она уженачинала почитать легендой, нашли себе в этом юноше живое воплощение, и притомнастолько, что ее лицо еще в течение некоторого времени сохраняло выражениедостойного глубокомыслия и ученого любопытства. И лишь когда она почувствовала,как в нем назревает страсть, кровь закипела и в ней. И она перестала бытьученой ценительницей прекрасного, когда прикоснулась к его сильному инапряженному телу.

Никогда еще оба они не были так неутомимы в наслаждении; тут сказалось исходство их натур, которые могли поспорить друг с другом в выносливости. И еслиГенрих в позднейшие годы и плененный другими женщинами пытался отрицать, чтокогда-либо любил Марго, и, вспоминая об этой ночи и о многих других, употреблялслова, которыми пользуются даже люди слабые и ничтожные, желая порисоваться, тоименно Генрих подтвердил бы, что да, так в жизни бывает: восторг плоти можетдостигнуть столь великой силы, что ощущаешь близость смерти. И, может быть, втакие минуты человек, который ощущает в себе избыток жизненных сил, ближе кней, чем ему кажется. Люди просто позабыли осветить все закоулки своей природы.«Смерть ближе с каждым днем» — эти возвышенные слова Генрих слышал совсемнедавно, они выражали его сокровеннейшие предчувствия. И они же были последнее,что пронеслось в его мозгу, утомленном любовью.

Наступил короткий отдых, ибо даже во сне не оставляла его забота онаслаждении: еще! еще! Поэтому он вскоре проснулся и, не успев открыть глаза,стал целовать лежавшее рядом с ним тело, и губы его натолкнулись на шрам. Онсейчас же взглянул, пощупал: он-то знает толк в шрамах. Они бывают от ударов,пуль, укусов, раны наносятся и на поле боя и на ложе страсти. Для определенияих причин крайне важно, на какой части тела они находятся. Если у солдата шрамна том же месте, что у Марго, — значит он хоть раз в своей жизни да удиралгалопом от врага. Поэтому не следует быть трусом; и даже королю Французскому иНаваррскому, именуемому Генрихом и известному своей отвагой, предстояло ещеполучить такую же рану и на том же месте. Но сейчас речь идет об одной из самыхкрасивых частей женского тела, и эта женщина моя, только моя, — а ее,оказывается, кто-то уже кусал, значит, неправда, что она моя! Поэтому он сталтрясти ее, а так как она не сразу очнулась, сам повернул ее к себе и, глядя вее еще сонное лицо, гневно опросил:

— Кто укусил тебе зад?

— Никто, — ответила Марго. Это был именно тот ответ, которого он ждал.

Он крикнул в бешенстве:

— Лжешь!

— Я говорю правду, — уверенно отозвалась она, села на постели и встретилаего ярость с невозмутимым достоинством в лице и в голосе, а сама подумала:«Увы, он заметил шрам слишком рано. Через неделю он и внимания бы не обратил».Мадам Маргарита уже знала это по опыту.

— Но ведь видны же зубы! — настаивал он.

— Это только похоже на зубы! — возразила она, и чем неубедительнее былответ, тем убедительнее был тон.

— Нет, зубы! Зубы Гиза!

Она предоставила ему повторять это сколько вздумается. Когда-нибудь емунадоест, а моя грудь, которую я к нему тихонько пододвигаю, чтобы он взял ее вруки, заставит его позабыть про зад.

Она снизошла до того, что пожала своими роскошными плечами и бросилавскользь: — Не Гиза и вообще ничьи. — Но это еще больше разозлило его. «Как,однако, трудно, почти невозможно защищаться от несправедливого обвинения! Замногое он имел бы полное право упрекнуть меня, а вот выискал же то, в чем я невиновата! Неужели я действительно должна рассказать ему, как моя мать и мойбрат король однажды утром избили меня, чтобы я порвала с Гизом и вышла заНаварру? Неужели он не узнал старые, кривые зубы мадам Екатерины?»

— Ну, скажи! Скажи! — стонал он, судорожно сжимая ее.

«Вот ревнивый! А если я скажу? Но что он тогда сделает? Поверит ли будтотолько из-за него, чтобы я вышла за него, меня выпороли и искусали? Нет. Неповерит! Да еще придется сознаваться, что я шла прямо от Гиза! Приятноеположение, нечего сказать».

Вдруг он отпустил ее и стал колотить подушки. Вместо нее он обрабатывалкулаками ее постель черного шелка, весьма знаменитую, ибо многое совершалось наней. «Но ведь удары предназначаются мне!» Она уже отодвинулась от него, готоваяспрыгнуть с кровати. «Сейчас и до меня очередь дойдет! Вот лупит!» И Маргопочувствовала, что уважает и любит его — его одного. Поэтому она окончательнорешила ни в чем не сознаваться, а он, задыхаясь, вне себя, твердил: — Сознайся!Сознайся!

Вдруг Генрих заговорил совсем другим тоном: — Ты ни за что правды неокажешь. Да и как может сказать правду дочь женщины, которая мою мать…

Вот оно, это слово; вот она, эта мысль. До сих пор Марго лежала, а онсмотрел на нее сверху. Но после этой мысли, после этого слова она тожеподнялась, оба насторожились, прислушиваясь к тайным отзвукам сказанного им, и