Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

106

Генрих начал сомневаться. Он только что пережил минуты ужаса и смятения; но тутже взял себя в руки; необходимо хорошенько разобраться в том, что же все-такискрывается под покровом этого придворного праздника. «А! Вот и Марго!»

Перед двором Франции снова появляется колышущийся балдахин. И под нимшествует принцесса Валуа, мадам Маргарита, наша Марго. Ей, правда, пришлосьвыйти за этого гугенота; однако каждому отлично известно, почему и ради какойцели это было сделано. Ее брак принес пользу, он оправдал себя. А если ктосомневается, пусть поглядит, как высоко держит голову королева Наваррская, какона выступает. Это вам не застывшая, словно золотой слиток, мировая держава,перед которой мы должны падать ниц. Марго — сама легкость, словно быть такойкрасавицей — пустяковое дело. И наша Марго без труда торжествует над ошибками —своими и нашими. «Будьте счастливы, мадам! Всем, что вы делаете для самой себя,вы преображаете и нас, и вам многое удается нам вернуть: например, чувстволегкости. Минувшая ночь придавила нас. Надо признаться, наша смертная оболочкаизрядно пропиталась кровью. Мы лежали в лужах крови да еще волочились по ним.Вы же, мадам Маргарита, превращаете нас в мотыльков, порхающих в чистых лучахсвета, недолговечных и все же подобных вашей бессмертной душе. Мы знаем двухбогинь: госпожу Венеру и Пресвятую деву. Поэтому все женщины заслуживают нашейсмиренной благодарности — и за оказанную, милость и за дарованную нам легкость.Будьте же и вы благословенны!»

Но если эти чувства разделял весь двор, то должен был найтись и придворный,чтобы первым выразить их. Этим придворным оказался некий господин де Брантом;он позволил себе коснуться губами парящей руки Марго. А за ним и другие сталипротискиваться между несущими канделябры пажами и тоже прикасались к парящейруке. Марго же, в роли благодетельницы этой толпы, глядя поверх нее, улыбаласьне более тщеславно, чем ей подобало, и даже скорее растроганно. Ножки у неебыли маленькие, несли они ее, по-видимому, легко, и никто не пытался определитьтяжесть ее бедер, хотя многие могли бы при этом опереться на свой личный опыт.Не успели присутствующие опомниться, как ее широкое платье уже покачивалосьгде-то далеко. Юбка была прямоугольная, — узкая в талии и широкая в боках.Нежные краски на ней переливались и трепетали, рука, как будто светясь, парилавысоко над ними — такой Марго должна была войти в ожидавшую ее темноту. Но онаи не помышляла об этом, она повернула обратно, и все шествие было вынужденотоже повернуть: скрипачи, трубачи, статс-дамы, фрейлины и прочие участникипроцессии, даже обезьяна.

Марго чуть не обогнала свой балдахин — так спешила она вперед, разыскиваякого-то. Она его не нашла, но среди поцелуев, сыпавшихся на ее парящую руку,один так обжег ее, что она даже приостановилась. И вся блестящая процессия,следовавшая за ней, тоже запнулась: люди наступали друг другу на ноги,наступили и обезьяне, та вскрикнула.

А Марго стояла и ждала. Человек с обжигающими губами не поднял головы, хотяона скользнула рукой по его лицу и отважилась шепнуть какой-то тихий призыв.Но ведь ей же официально отведена была роль благодетельницы, дарящей счастье, иона не могла дольше задерживаться ради одного человека, которому в жизни, можетбыть, не слишком повезло. Дальше, Марго! Впереди тебя и позади — только шпионкитвоей матери.

Уже дойдя до королевской прихожей, перед тем, как исчезнуть окончательно,она еще раз торопливо оглянулась. Но ее бывшего возлюбленного на прежнем местеуже не оказалось, да и вообще нигде не было видно. Огорченная Марго свернула заугол, хотя продолжала приветливо улыбаться.

Как только она исчезла, участники шествия, которые держались только ею иради нее вели себя пристойно, сразу же распоясались. Фрейлины легкого поведенияеще на ходу выбирали себе на ночь кавалеров и спешили их поскорее увести.Ревнивые придворные под общий хохот вытаскивали своих жен из толпы. Уже неторжественная процессия дворян, а какой-то разнузданный сброд валил черезбольшую залу. Музыканты, играя, подпрыгивали, а свеченосцы поспешно тушилисвечи, опасаясь, что у них выбьют из рук канделябры. Никто потом не могвспомнить, каким образом началось бесчинство и кто подал к нему сигнал,выкрикнув знаменательные слова.

Во-первых, неизвестно, к какому лицу они были обращены. — Кого ты выберешьсебе на эту ночь? — Правда, имя также было названо: «Большая Берта». Видимо,имелась в виду карлица, сидевшая в клетке. Большая Берта принадлежала мадамЕкатерине; в ней было восемнадцать дюймов, и на многолюдных сборищах ее носилив этой клетке, как попугая. Слуга, тащивший надетую на шест клетку с карлицей,вел и обезьяну. Когда начинала кричать обезьяна, кричала и карлица, и голос унее был еще более звериный. У карлицы была огромная голова с чрезмерно выпуклымлбом и глаза навыкате, а из беззубого рта текла струйкой слюна. Одета карлицабыла наподобие знатной дамы, в жидких волосах мерцал жемчуг. — Большая Берта!Кого ты выберешь себе на эту ночь?

Уродливое создание отвратительно взвизгнуло; особенно перепугалась обезьянаи дернула сворку, там что слуга, державший ее, чуть не упал. Во всяком случае,дверца клетки распахнулась, путь перед карлицей был свободен. Пока все это ещемогло казаться цепью случайностей. И лишь позднее вспомнили, как все совпало:обезьяна, неловкий слуга, открывшаяся клетка на шесте, но прежде всего — крикужаса, который издала идиотка, когда услышала свое прозвище. Ясно, что еенаучил всему этому арапник старой королевы, и карлица под влиянием неистового