Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

133

Эртебиза трое вооруженных людей отвели в замок Лувр. Ворота, мост и арка былихорошо известны бельевщику — сколько раз ходил он этой дорогой в колодец Луврав финансовое ведомство, которое неусыпно наблюдало за его доходами! Но дальшевсе было ему незнакомо, и ничего не стоило его напугать или ошеломить: каждый,кто был здесь за своего, задирал перед ним нос, а почему, неизвестно — ужесамое начало его пути оказалось более приметным, чем всегда. Обычно ему самоебольшее, что пригрозят префектом, если он не послушается обычного «Проходи,проходи!»… И тогда он ссылается на то, что принадлежит к почтеннымгорожанам, а шурин ручался за него. Но сегодня он всюду слышит свое имя: —Эртебиз! — сначала у ворот, от стражи, затем около присутственных мест, потомвозле кухонь. Двери всюду открывались, и, глядя ему вслед, люди шептали другдругу: — Эртебиз, — и при этом многозначительно кривили рожи. Он долго не могвспомнить, что ему напоминают эти гримасы, пока внутренний голос испуганно неподсказал: «Эртебиз, у тебя самого бывает такое лицо, когда ты снимаешь шапкуперед гробом с покойником».

У подножия парадной лестницы стража передала его швейцарцам, один пошелвпереди, другой позади. Своды, под которыми двигалось это шествие, были окутанысумраком, так как еще не совсем рассвело, и эта сторона замка выходила назапад. Сначала они спустились по ступенькам, потом поднялись и завернули заугол; бельевщику казалось, что они идут без конца, у него дрожали колени. —Куда вы меня ведете, кум? — спросил он переднего швейцарца, но с таким жеуспехом он мог бы обратиться к стене. Чужеземный наемник даже не повернултолстой шеи и продолжал шагать, топая огромными башмачищами и сжимая ввытянутой волосатой лапе алебарду. Эртебиз тяжело вздохнул и уже приготовилсяпопасть в такое место, откуда не увидишь ни луны, ни звезд. Вдруг его одуревшийвзор заметил какое-то поблескивание: то блестели золото, рубины, мрамор, камка,парча, слоновая кость, алебастр. Все эти названия драгоценностей ожили в егопамяти, пробужденные светом с востока, лившимся в залу, двери которой былиоткрыты. Все окна горели пламенем солнечного восхода, и тут буржуапочувствовал, что поистине перенесен в королевский замок. Он потом готов былпоклясться, что в зале, через которую он прошел, находилось целое обществовельмож и дам и они были заняты изысканным времяпрепровождением. Он не могсообразить, что это фигуры на обоях и гобеленах представляются ему живыми втрепетном свете пылающей зари. Напротив, когда он уже миновал золотую залу, тоначал даже различать голоса этих господ, даже звуки арф расслышал и, про себя,не одобрил. С утра здесь предаются бесполезным занятиям!

После такой подготовки его охрана в третий раз сменилась, теперь это былиуже не солдаты, а изящные молодые дворяне, камергеры и пажи; во всяком случае,волосы у них были гладко причесаны и спускались вдоль щек, накрашенных, как уженщин, и, вероятно, ради той же цели: чтобы ими любоваться и их ласкать.Голова у бельевщика пошла кругом, а оба знатных юноши улыбались ему и — слегкасклоняли стройные шеи, именно перед ним, Эртебизом. Его лавкой они, видимо,пренебрегали: воротнички у них были со складочками, тонкие, как облачко, новышитые золотом — таких мы не делаем. И все же они шагали по обе стороны отнего, точно он им ровня, вошли вместе с ним в комнату и, говоря слегка в нос,сообщили ее название. В отделке и убранстве этого покоя было так много золота,что от блеска Эртебиз не только ослеп, но и оглох. Ошарашенный, смотрел он накрасивых мальчиков, и они, благодарные за это восхищение, ласково егоподбадривали. — Господин Эртебиз, — сказал в нос один из них, — сейчас мыоткроем еще две двери и проводим вас до третьей. Там мы покинем вас, вы войдетеодин, ибо никому не разрешено сопутствовать вам.

Ну, как тут опять не перепугаться! Каждую минуту что-нибудь новое. Вот онуже успел попривыкнуть к обществу этих молодых людей: после встречи с ними онготов даже отбросить некоторую предубежденность против дворянского сословия иего нравов и отнестись более миролюбиво к замку Лувр, на который, может быть, ине совсем справедливо попы так усердно призывают громы небесные. Да, при двореесть и кое-что хорошее, короля можно понять. Я, Эртебиз, не вижу ничего, что бызадевало мое чувство благопристойности. В оба следующих покоя он входил ужегораздо увереннее. Увидев обнаженную статую, Эртебиз даже подтолкнул локтемодного из своих новых друзей. Но вот они перед третьей дверью. — Сударь, —говорят ему, — вас просят войти и открыть пошире глаза!

— Соблаговолите смотреть и все примечать, — еще раз настойчиво напоминаютони, причем каждый из них распахивает одну половинку двери. Эртебиз делает шаг,и двери за ним захлопываются. Он в сумеречной комнате, дневной свет скупопроникает в окна, прикрытые тяжелыми шторами; теплится ночник. Бельевщикпостепенно начинает различать очертания предметов, особенно явственно видит онкровать. Полог откинут, кто же там спит? Он отваживается сделать еще один шаг,ведь ему разрешили и даже советовали смотреть во все глаза. Но тут волосы унего встают дыбом, дрожь пробегает по всему телу, и он падает на колени.

Король! Собственной особой! По одним губам — и то узнаешь; но его величествокосится на него угрюмым глазом, не повертывая при этом лица. В точности так жесмотрит он из глубины кареты одним глазом, когда ему кланяются. Но здесь неткареты, Эртебиз, берегись. Здесь перед тобой королевское ложе. И твой корольглазом подает тебе знак — смотри, дескать, кто рядом со мной лежит.Оказывается, королева. Можешь сколько угодно щипать себя за ногу, все равно