Молодые годы короля Генриха IV

Оглавление

161

— В мое отсутствие, — повторил Генрих и невольно Содрогнулся. — Нет — уж,довольно! — пылко заявил он. — Десятку лошадей не вытянуть меня в Париж!

— Вы вступите в него опять уже королем Франции, — твердо заявил Морней ипочтительно описал рукой полукруг — ни один царедворец не выполнил бы этот жестс таким совершенством. Генрих пожал плечами.

— Гиз со своей Лигой слишком силен. Я вам откроюсь: он стал слишком силендаже для испанского короля, и дон Филипп, чтобы обезопасить себя от Гиза,делает мне тайные предложения. Он намерен жениться на моей сестре Катрин, нибольше, ни меньше. А мне сулят какую-то инфанту. С королевой Наваррской. Онменя попросту разведет в Риме, где для него не существует препятствий.

Морней пристально посмотрел на Генриха, словно испытуя его совесть.

— А что же мне делать? — подавленно заметил тот. — Я вынужден согласиться.Или вам известен другой выход?

— Мне известно только одно, — заявил Морней, строго выпрямившись, — выникогда не должны забывать о том, кто вы: французский государь и защитникистинной веры.

— И что же, я должен просто-напросто отказаться от соблазнительногопредложения самого могущественного из властителей?

— Не только отказаться, но и довести о нем до сведения короля Франции.

— Вот это я как раз и сделал! — воскликнул Генрих, рассмеялся и вскочил.Лицо у гугенота посветлело. Они бросились друг другу в объятия.

— Морней! Ты все такой же, как тогда, в нашем отряде! Ты любил крайности имятеж, и ты произносил речи о том, что пурпур царей — это прах и тлен. Сам тыне был тогда безрассудным и не отказался ускользнуть от Варфоломеевской ночи,когда судьба дала тебе эту возможность.

Он похлопал Морнея по животу в знак одобрения и радости. — А ведь с уменияизбегать смерти и начинается дипломатия, так же как и военное искусство. — Сэтими словами Генрих взял Морнея под руку и повел прочь, делая при этом, каквсегда, большие шаги, которых в этой парковой аллее укладывалось ровно четыретысячи.

Еще не раз встречались потом рано поутру, никем не замечаемые, Генрих и егопосол. Впрочем, истинная причина, почему королю то и дело хотелось слышатьсоветы своего посла, осталась бы неизвестной, даже если бы кто-нибудь тайком иследил за ними. Морней видел в Генрихе будущего короля Франции — вот в чемзаключалась разгадка; и не только внутреннее чувство — единственное, на чтоопирался Генрих, — подсказывало это его дипломату: положение во всем миресовершенно очевидно свидетельствовало о том, что Франция — из всех королевствЗапада именно Франция — должна быть объединена твердой рукой принца крови. Неодна только Франция — весь христианский мир «жаждал истинного государя». Им ужене мог быть дряхлеющий Филипп со своей наскоро слепленной мировой державой,которая, как и он сам, приходила в упадок. Подобные государства не могутсуществовать, не посягая то и дело на свободу немногих наций, еще сохранившихсвою независимость. Но этим они только ускоряют собственный конец. И Морнейпредрекал все еще грозному Филиппу, что перед его смертью, которая будетпозорной, рука господня сурово покарает его. Морней этого не высказывал, алишь думал про себя. Вслух же он хладнокровно утверждал, что стремление любойценой расширить свое господство и безудержная жажда власти просто неразумны.Нельзя держать такое королевство, как Франция, в состоянии постоянноговнутреннего брожения и распада. Правда, Морней не говорил, что это безбожно ипреступно, но думал именно так. Говорил же, напротив, о логике событий и обистине, ибо достаточно истине появиться, как она побеждает.

Словом, Морней старался, чтобы Генрих не только через чувство, но и разумомясно понял все величие предстоящей ему судьбы. Пусть осознает, что истина — егосоюзник, и как истина моральная и как правда жизни: ибо одна без другойпреуспеть не может. Бог создал нас человеками, и мы сами — мера всех вещей,поэтому истинно и действительно только то, что мы признаем за таковое согласноврожденному нам закону. Столь высокая мудрость, мистическая, возвышенная иглубокая, должна была увлечь и соблазнить государя, который сам являлся еесредоточием. Предсказания будущего всегда заманчивы, даже в шесть утра, впарке, где еще стоит трепетная свежесть; иначе Генрих проспал бы еще добрыхчетыре часа, ибо его легкомысленные приключения оканчивались обычно поздноночью. Но он приходил, чтобы слушать разумные суждения о себе и своихврагах.

Свой путь к престолу, говорили ему, он должен, как ни странно, пройти вкачестве союзника, даже спасителя последнего Валуа, который до сих пор егоненавидит. Но тут Морней придерживался веления «любите врагов ваших», хотя это,конечно, не всегда полезно, ибо противоречит нашим человеческим склонностям.Нужно только ясно различать те случаи, когда это правило действительно полезно.Сам Генрих, по своей природе, был готов любить своих врагов, добиваться ихдружбы и даже предпочитать их друзьям. Может быть, он сам носил в себепредчувствие этого союза с последним Валуа, и лишь потом, когда все свершилось,убедил себя, что Морней уже давно назвал вещи своими именами. Также и гибельиспанской армады у берегов Англии Генрих предвидел за десять лет вперед. Когдаона действительно погибла, он решил, что Морней предрек это еще в парке «ЛаГаренн». Вероятно, посол действительно употребил слово «гибель», то ли говоря офлоте, то ли о мировой державе. Но отблеск его слов остался жить в душеГенриха. Ибо познание есть свет, и его излучает добродетель. Негодяи ничего незнают.

Генрих слушал голос добродетели, говорившей с ним устами Морнея. Слушать ее